мое прошлое и будущее листают, словно страницы амбарной книги.
Богиня усмехнулась и тихо сказала:
– Люди. Такая надежда.
Я ждала, затаив дыхание.
Наконец Аседжа сказала:
– Если я исполню твою просьбу, готова ли ты поклясться мне в том, о чем говорила? Готова ли обещать, что силу, дарованную мной, вы употребите на борьбу за Добро и Справедливость в этом и ином мирах, невзирая на ожесточенное сопротивление?
У меня отлегло от сердца.
– Да, – торопливо ответила я. – Готова.
– Ты будешь находиться под моей защитой, как дочь моей служительницы. связь Кориатиса распространит защиту и на него. Но помни: все это очень не понравится моей двоюродной сестре. Она не станет незамедлительно действовать против тебя. Это не случится ни сегодня, ни завтра. Однако наступит день, когда Ниаксия потребует расплаты. Не забывай об этом, Орайя из ночерожденных. И когда такой день придет, будь готова выдержать весь напор ее гнева.
Ничего себе условие!
Может, из-за собственной глупости я не колеблясь ответила:
– Да. Понимаю.
– Я вижу, что ты говоришь правду. Вижу большие возможности в будущем каждого из вас. Вижу также, что вам еще многое предстоит сделать, и потому я дарую вам связь Кориатиса.
Я не верила своим ушам. Я даже не сразу поняла смысл ее слов.
– Благодарю, – попыталась выговорить я, но вместо этого громко всхлипнула.
– Быстрее, – торопила меня Аседжа. – Он угасает.
Я посмотрела на неподвижное, израненное, покрытое кровью лицо Райна. Зрелище было ужасным. И не знаю почему, мне вспомнилось его лицо в ночь нашей свадьбы. В ту ночь он отдал себя мне, но я не смогла ответить ему тем же.
– Будет больно, – предупредила Аседжа.
Она коснулась моей груди чуть выше сердца.
«Больно» – это мягко сказано. Я вскрикнула от муки, словно кто-то проткнул мне грудь, зацепил сердце и вытаскивал его наружу.
Однако я не вздрогнула и не закрыла глаза. Я смотрела только на лицо Райна и слышала наши свадебные клятвы.
«Я отдаю тебе свое тело».
«Я отдаю тебе свою кровь».
«Я отдаю тебе свою душу».
Медленно, словно неся что-то тяжелое, Аседжа убрала руку с моей груди и прижала к груди Райна. Нас окутал ослепительно-яркий свет.
Стало еще больнее.
«С этой ночи и до скончания ночей».
Я скрючилась и уперлась лбом в лоб Райна.
«От часа, когда рассеются сумерки, до часа, когда иссякнут наши дни».
Аседжа сняла руку, приблизила свои ладони, и между ними появились нити света.
– Я связываю воедино эти сердца. – Ее голос был похож на шелест дождя. – Их души едины. Их сила едина. Отныне и до тех пор, пока их нити не достигнут черты этого мира.
Аседжа взмахнула руками. Двадцать длинных пальцев сплели воедино наши судьбы и плотно затянули нити.
Я снова скрючилась, не в силах шевельнуться и вздохнуть. Глаза были плотно зажмурены.
В голове не осталось ничего, кроме пяти слов: «Я отдаю тебе свое сердце».
Слова, которые я не могла и не хотела сказать Райну в ту ночь. Слова из не принесенной мной клятвы.
– Я отдаю тебе свое сердце, – пробормотала я, прижавшись к его лбу. – Я отдаю тебе свое сердце. Я отдаю тебе свое сердце.
Свет померк. Боль начала утихать.
Голос Аседжи раздавался откуда-то издалека, словно волна, накатывающая на берег.
– Свершилось.
Это слово растворилось в небытии.
Следом туда провалилась я.
Часть седьмая
Рассвет
Глава семьдесят шестая
Орайя
Винсент мне не снился.
Снов не было вообще.
Открыв глаза, я увидела небесно-голубой потолок. Тот самый, что видела ежедневно почти двадцать лет. Однако сегодня я сразу почувствовала перемену, как будто что-то изменилось в самой глубине моего существа.
Я чувствовала, что стала… сильнее. Кровь напористее струилась по жилам.
И…
Я приложила руку к груди. Там, где сердце.
И… слабее.
Казалось, часть моей души – самая уязвимая часть – теперь находилась вне тела.
В мозгу всплыли события недавней битвы, хотя и несколько беспорядочно. Я резко села на постели.
Исчезли все мысли. Осталось только его имя.
Райн.
Спальня была пуста. Рядом с кроватью я увидела стул, а на прикроватном столике – пустые чашки и тарелки. Кто-то стерег мой сон и лишь недавно ушел.
Райн.
Я откинула одеяло, встала и снова повалилась на постель, испытав сильнейшее головокружение, от которого забурлило в животе. Меня словно дернули за сознание, если такое вообще возможно. Спальня утратила привычные очертания. Краешком глаза я видела то, чего здесь нет. С детства знакомую комнату я видела под другим углом.
Матерь милосердная, должно быть, в пустыне я все-таки ударилась головой о камни.
Я снова встала и проковыляла в гостиную, добралась до входной двери и распахнула ее.
Райн.
Непостижимым образом я точно знала, где его искать. Не раздумывая, я подошла к его двери и…
Дверь распахнулась, едва я взялась за ручку.
Он был жив.
Он был жив!
Я не бросилась разглядывать его. Главное – он живой. Стоит передо мной и улыбается. Живой Райн.
Он обнял меня. В его объятиях минута длилась вечность. Казалось, соединились две половины. Я уткнулась лицом в его голую грудь и зажмурилась, чтобы не разрыдаться.
Не знаю, сколько мы так простояли.
Потом я услышала его голос, приглушенный моими волосами.
– Что, принцесса, соскучилась, значит, по мне?
«Самоуверенный придурок», – подумала я.
А вслух сказала другое:
– Я люблю тебя.
Я ощутила его оторопь от этих слов. Я действительно почувствовала его состояние, как свое собственное. А потом волну радости. Казалось, мне на лицо упал солнечный луч.
– Вот и хорошо, – сказал Райн, еще сильнее обнимая меня. – Теперь ты накрепко связана со мной.
Я засмеялась, но мои губы по-прежнему упирались в его грудь, и оттого смех прозвучал тихо.
Он поцеловал меня в макушку, прошептав:
– Орайя, я тоже тебя люблю. Клянусь богиней. Очень люблю.
Он увел меня в свою комнату, спотыкаясь на каждом шагу, но не потому, что был слаб. Мы ни на секунду не хотели размыкать объятия. Даже дверь не закрыли. Я не противилась потребности касаться его своим телом. Такое ощущение, будто что-то в нас соединилось и не отпускало друг от друга. Это не было позывом страсти; по крайней мере, пока. Что-то более глубокое, чем телесная страсть. Более сокровенное.
Вскоре я обнаружила, что наши сердца бьются в одинаковом ритме: его чуть быстрее, чем прежде, мое – чуть
