этим цветком, – завещала она. – И никто никогда уже не сможет снова причинить тебе боль.
Сказав это, богиня исчезла.
«И никто никогда уже не сможет снова причинить тебе боль».
Ее слова еще звучали у меня в голове. Я всхлипнула, чувствуя: еще немного, и из меня хлынут слезы, которые я сдерживала в присутствии Ниаксии. Я склонилась над Райном и прильнула лбом к его лбу.
Ниаксия ошиблась: он был еще жив, но я едва улавливала его слабеющее дыхание.
Меня не волновало, что Симон мертв.
Меня не волновало, что ришане отступали.
Даже победа в войне меня не волновала.
Райн умирал у меня на руках.
Внутри закипала ярость.
«Дорожи этим цветком… Тебе следует это принять… Ты так говоришь, поскольку слишком молода, чтобы видеть уродство увядания этого цветка».
Я вспоминала слова, произнесенные Ниаксией, вспоминала ее голос, и от этого моя ярость бурлила все сильнее.
Нет.
Нет, я отказывалась это принять. Я прошла слишком долгий путь. Слишком многим пожертвовала. Я не могу принести еще одну жертву.
Я отказывалась пожертвовать им.
«Связь Кориатиса спасла бы его, – сказала Ниаксия. – Но я не могу даровать ее тебе».
Вот он, ответ.
Выковать связь Кориатиса было по силам только богу. Пусть Ниаксия мне отказала. Однако она была не единственной богиней, к которой взывала моя кровь. Она была богиней моего отца.
Богиня моей матери обладала не меньшим могуществом.
Меня охватила безумная надежда. Я подняла лицо к небу. Оно оставалось светлым, и преграда, разделявшая наш мир и мир богов, по-прежнему не уплотнялась. Может, я это придумала, может, я была наивной дурой, но честное слово, я ощущала на себе взгляды богов.
– Моя богиня Аседжа! – дрожащим голосом выкрикнула я. – Призываю тебя именем Аланы – моей матери и твоей последовательницы. Обращаюсь к тебе в минуту величайшей нужды. Молю тебя, Аседжа: услышь меня.
Оказалось, я все-таки не была сумасшедшей.
Богиня откликнулась на мой зов.
Глава семьдесят пятая
Орайя
Красота Аседжи отличалась от красоты Ниаксии. Красота Ниаксии воплощала мечты многих женщин, хотя по силе в миллион раз превосходила и вампирскую, и человеческую красоту, являясь недосягаемой для понимания смертного ума.
Красота Аседжи вызывала страх.
Когда богиня опустилась рядом со мной, меня затрясло.
Аседжа была высокой, превосходя ростом Ниаксию. Лицо волевое и величественное. Но еще внушительнее ее фигуры были три ряда крыльев за спиной. Каждое крыло – окно в другой мир и другую судьбу: цветущий луг под безоблачным летним небом, шумный человеческий город, застигнутый грозой, лес, охваченный бушующим пожаром. Длинные белые одежды богини доходили до ее босых ступней. С десятипалых рук свешивались нити света – нити судьбы.
Она наклонила голову ко мне. Туманно-белые глаза встретились с моими.
Я вскрикнула и отвела взгляд.
За секунду я увидела свое прошлое, настоящее и будущее, вихрем пронесшиеся мимо и не дав ничего рассмотреть. Так оно и происходило, когда кто-то заглядывал в глаза Прядильщицы судеб.
– Не бойся, дочь моя.
Ее голос имел множество разнообразных оттенков, сочетая в себе интонации маленькой девочки, юной девы, зрелой женщины и старухи.
«Страх – всего лишь набор физических реакций», – сказала я себе и отважилась снова встретиться взглядом с Аседжей.
Она опустилась на колени рядом со мной, с отстраненным интересом осматривая Райна и меня.
– Ты позвала, – сказала она.
«А ты откликнулась», – чуть не ответила я, до сих пор потрясенная ее появлением.
Я искала и не находила слов. Но Аседжа нежно и одновременно властно коснулась моего подбородка, развернула к себе и заглянула мне в глаза. Казалось, она читала меня, как книгу. Затем ее взгляд вернулся к Райну.
– Так, – сказала она. – Понимаю.
– Связь Кориатиса, – кое-как произнесла я. – Великая богиня, прошу даровать мне связь Кориатиса. Моя мать посвятила тебе жизнь. Я отдам тебе что угодно, если…
– Тише, дитя, – взмахнула рукой Аседжа. – Я понимаю суть твоей просьбы. Твоя мать и в самом деле была верной моей служительницей. Я склонна оберегать тех, кто вместе со мной отправляется в неведомое.
Она внимательно обвела глазами следы побоища, окружавшего нас, и слегка поморщилась.
– Даже если порой они стремятся к сомнительным целям, заигрывая с силами, которые нельзя тревожить.
Мне стало стыдно, словно упрек относился не к моей матери, а ко мне, но я быстро прогнала стыд.
– Прошу тебя, – прошептала я. – Если ты даруешь нам связь Кориатиса, если поможешь мне спасти его, клянусь тебе…
И снова Аседжа взмахнула рукой:
– Ты понимаешь серьезность своей просьбы?
Она задала отнюдь не риторический вопрос.
– Да, понимаю, – ответила я.
– Ты понимаешь, что просишь меня о том, чего я еще никогда не даровала?
У меня защипало глаза. По щеке снова скатилась слезинка.
– Да.
До сих пор связь Кориатиса даровала только Ниаксия и больше никто из богов Белого пантеона.
Но я хваталась за любые соломинки. Я была готова на все.
– Знала бы ты, как часто мои приверженцы умоляли меня спасти от смерти их любимых. Я со счета сбилась. А ведь смерть – не враг. Смерть – естественное продолжение жизни. Неотъемлемая часть судьбы.
Видения на ее крыльях изменились, будто она хотела мне это показать. Мелькали темные небеса, кости и цветы, растущие из гниющей плоти.
– Чем ты отличаешься от них?
«Ничем», – подумала я.
Я была одной из скорбящих женщин, стоящей на краю пропасти, называемой утратой. Этой утраты мне уже не вынести.
Но Аседже я сказала другое.
– Потому что я хочу сделать много хорошего для нашего королевства. Мы вместе. Мы могли бы изменить к лучшему жизнь всех, кто живет в Обитрах. И прежде всего – людей. – Мой голос зазвучал сильнее. – Моя мать, посвятившая тебе жизнь, была человеческой женщиной. Она ни разу не оставила тебя, хотя ее жизнь правильнее назвать выживанием.
Аседжа склонила голову, будто мой ответ ее заинтересовал. По сравнению с эмоциональностью Ниаксии она сохраняла бесстрастие и холодный расчет. На ее лице не отражалось ничего.
Пусть Ниаксия наотрез отказала мне, она хотя бы почувствовала мою боль. Боюсь, Аседжа постигала услышанное умом, а не сердцем.
– Моя двоюродная сестра сказала тебе правду, – продолжила Аседжа. – Дарование связи Кориатиса двум наследникам навсегда изменит историю Дома Ночи.
– Это прекратит тысячелетия нескончаемых войн.
– Но это же породит немало других сложностей.
Я сжала вялые, окровавленные пальцы Райна.
– Знаю, моя богиня. Мы готовы встретить их во всеоружии.
Удивительно, с какой легкостью я говорила об этом. Я не произносила банальные слова с целью понравиться богине. Я говорила правду.
Аседжа долго смотрела на меня. По спине пробежал холодок. Возникло неприятное ощущение, будто
