ответила Ниаксия, и ее лицо заметно помрачнело.
Она была права. Я по глупости вздумала предлагать ей то, что мне не принадлежало. Сама идея сделки с богиней выглядела фарсом. Конечно, я была испугана. Хорошо еще, что я стояла на коленях, иначе ноги бы меня не удержали.
Моя ладонь лежала на груди Райна. Я чувствовала угасающее биение его сердца и свое нарастающее отчаяние.
– Матерь, я взываю к твоему сердцу, – продолжила я, давясь словами. – Ты знаешь, что значит терять любимого. Прошу тебя. Ты права: кровь твоего мужа принадлежит тебе. Я знаю, что мне непозволительно торговаться и ставить условия. Но я прошу… проявить милосердие.
Я торопливо сглотнула. Дальнейшие слова липли к языку, давили на него. В иных обстоятельствах я бы посмеялась собственной глупости. Всю жизнь я мечтала попросить Ниаксию об этом даре, но и представить не могла, в какую минуту обращусь к ней с просьбой.
– Матерь, я прошу даровать мне связь Кориатиса. Пожалуйста, – дрогнувшим голосом произнесла я.
Связь Кориатиса. Дар богов. Когда-то я думала, что это даст мне необходимую силу, и я стану достойной дочерью Винсента. Сейчас я была готова отдать мощнейшее отцовское оружие, чтобы связать себя с тем, кого недавно считала своим злейшим врагом. Я была готова на все, чтобы спасти дорогого Райна.
Любовь превыше силы.
Взгляд Ниаксии скользнул по земле. Казалось, она только сейчас заметила Райна, и ее интерес к нему был мимолетным.
– Ах вот оно что, – сказала она. – Понятно. Видно, многое изменилось с тех пор, когда однажды ты уже просила спасти его жизнь.
Помню, тогда Ниаксия засмеялась, услышав мою просьбу сохранить Райну жизнь. Ее позабавили выходки смертных последователей. Однако сейчас ее настроение было другим. Увы, я не умела читать по лицам богов.
Жаль, что я не могла облечь свою просьбу в более учтивые слова.
– Прошу тебя, – повторила я, едва ворочая языком.
По щеке скатилась еще одна слеза.
Ниаксия склонилась надо мной, провела мне по лицу рукой и развернула к себе. Она находилась так близко, что могла бы поцеловать, возникни у нее такое желание. В ее глазах отражались целые миры.
– А помнишь, маленькое человеческое существо, мои прошлые слова? – язвительно спросила она. – Мертвый возлюбленный уже не сможет разбить тебе сердце. Тогда ты меня не послушала.
В ту ночь Райн разбил мне сердце. Я не смела это отрицать.
– Тебе следовало бы оставить цветок твоей любви в замороженном состоянии, в каком он и находился до этого, – продолжила богиня. – Вечный расцвет – это так прекрасно. И куда менее болезненно.
Но не существует любви без страха, без уязвимости, без риска.
– Живой цветок еще прекраснее, – прошептала я.
По лицу Ниаксии что-то промелькнуло. Какое-то неведомое мне состояние. Богиня потянулась к флакону, и в этот раз я не отвела руку. Ее пальцы нежно погладили флакон. Наверное, когда-то они вот так же нежно ласкали Аларуса.
– Ты так говоришь, поскольку слишком молода, чтобы видеть уродство увядания этого цветка.
Может, она говорила мне слова, которые многократно твердила себе? Может, этим она утешалась, скорбя по убитому мужу? Удалось ли ей себя убедить, что так лучше?
В прошлый раз Ниаксия казалась мне воплощением силы, недоступной пониманию никого из смертных.
Сейчас я видела перед собой… трагически несовершенную женщину, подверженную таким же ошибкам, как и все мы.
– Он бы расцвел, – как можно мягче сказала я. – Если б Аларус остался жив. Твоя любовь не завяла бы.
Ниаксия резко посмотрела на меня. Наверное, она перенеслась в далекое прошлое и совсем забыла о моем присутствии. Мои слова насильно вернули ее назад.
Одно мгновение ее прекрасное лицо выражало неподдельное горе.
Потом она загородилась ледяной стеной. Совершенные черты ее лица уже ничего не выражали. Забрав у меня флакон, она выпрямилась во весь рост.
– Дитя мое, я чувствую твою боль, – сказала она. – Но я не могу даровать тебе связь Кориатиса.
Эти слова ошеломили меня.
От них онемела кожа на руках. В ушах зазвенело. Я не слышала ничего, кроме бешеных ударов собственного сердца, готового рассыпаться у ног богини.
– Прошу тебя, – взмолилась я.
– Я не чужда романтических воззрений, – пояснила Ниаксия. – И мне вовсе не доставляет радости отказывать тебе. Но ты и он… две ветви, созданные тысячи лет назад, чтобы враждовать. Это стало врожденным свойством каждого из вас, будь то хиажи или ришане.
У меня запылало в груди. Печать наследницы запульсировала, словно пробужденная упоминанием о многовековой вражде.
– Это врожденное свойство дала нам ты, – сказала я, сознавая глупость спора с Ниаксией.
– Нет, вы его получили от своих далеких предков, – поправила себя богиня. – Знаешь, почему я создала хиажей и ришан? А вот почему. Еще до того, как Обитры стали землей вампиров, ваши народы уже воевали. Вечная борьба за власть, которой не видно конца. Если я дарую тебе связь Кориатиса, ваши сердца станут одним, а ваши родословные сольются. Это навсегда бы уничтожило как хиажское, так и ришанское наследие.
– Это положило бы конец двум тысячелетиям неутихающих войн.
Ниаксия молчала, и только потом, когда она сурово посмотрела на меня и нехотя кивнула, я поняла: мы говорили об одном и том же.
Ниаксию не интересовало окончание двухтысячелетней вражды между хиажами и ришанами.
Ниаксии нравилось, когда ее дети ссорились, соперничая друг с другом за ее внимание и благосклонность.
Всего лишь из мелочного упрямства Ниаксия не дарует мне связи Кориатиса с Райном и не позволит спасти ему жизнь.
Я открыла рот, но не издала ни звука. Мой гнев поглотил все слова.
Ниаксия это почувствовала. Недовольно поморщившись, она снова наклонилась ко мне.
– Дитя мое, я второй раз дарую тебе победу. Тебе следует это принять. Разве в детстве ты не мечтала быть королевой? Все маленькие девочки мечтают об этом.
«А ты сама? – хотелось спросить мне. – Ты мечтала стать королевой?»
Но вместо этого я хрипло попросила:
– Тогда расскажи, как мне его спасти.
Ниаксия поджала свои безупречно красивые губы, и по ее подбородку скатилась капелька крови. Она перевела взгляд на изуродованное тело Райна. Я это видела по ее дрогнувшим ресницам.
– Он уже мертв, – сказала она.
– Но его можно оживить. Наверняка есть какой-то способ.
Опять на ее лице мелькнуло что-то непостижимое. Может, искренняя жалость.
Она смахнула слезу с моей щеки.
– Связь Кориатиса спасла бы его, – сказала она. – Но я не могу даровать ее тебе.
Ниаксия выпрямилась и отвернулась. Я продолжала смотреть на израненное лицо Райна, едва сдерживая слезы.
– Орайя из ночерожденных.
Я подняла голову.
Ниаксия стояла возле изуродованного тела Симона, подталкивая его ногой.
– Дорожи
