но настойчивое требование проквестора отведать вино и ягоды казалось ему подозрительным. Лукулл по-прежнему был для него посланником Суллы на Востоке, которому поручили расквитаться с ним, Цезарем. Замысел нападения на Митилену явно предполагал, что он, Цезарь, должен пасть в бою. Он вспомнил о копьях, которые люди Лукулла таинственным образом забыли в лагере. Если проквестор желает ему смерти, то казнит его или придумает что-то другое. Цезарь не станет облегчать Лукуллу задачу, съев отравленные ягоды.
Внезапно Лукулл понял ход его мыслей. Цезарь догадывался: замысел нападения на Митилену был составлен так, чтобы покончить с ним. Отказ пить и есть в палатке Лукулла приобретал некоторый смысл. Это не было презрением к вышестоящему. Молодой человек просто пытался сохранить себе жизнь.
Лукулл медленно встал, подошел к столу и взял ягоду.
– Мне они нравятся. Сладкие, сочные… в середине косточка. Очень мясистые.
Он взял еще одну наугад, на этот раз не глядя на блюдо, поднес ко рту, прожевал, выплюнул косточку и уселся на свое место.
Цезарь все понял. Возможно, проквестор отравил одни ягоды, а другие нет, но последнюю он нащупал, глядя на него, а не на блюдо. Цезарь подошел к столу, взял ягоду, поднес ко рту, с удовольствием прожевал и наконец проглотил. Выплюнув косточку в руку, он положил ее на тарелку рядом с блюдом.
– Они превосходны, – сказал он. – Будут хорошо продаваться. Такие деревья кажутся мне отличным вложением.
Лукулл кивнул:
– Можешь идти. Завтра тебе вручат гражданский венок.
Цезарь попрощался по-военному и вышел из палатки.
Терм и Лукулл остались наедине.
– Я тебя не понимаю, – заметил Минуций Терм, не скрывая крайнего недоумения. – Ты прибыл на Лесбос, чтобы по приказу Суллы уничтожить этого Цезаря, а теперь собираешься его вознаградить. Сулла убьет тебя. Он убьет нас обоих, если я не смогу убедить тебя, что ты не имеешь права поступать, как тебе заблагорассудится.
Проквестор, казалось, не был обеспокоен замечаниями Терма. Он молча смотрел в свой опустевший кубок.
– Сулла мертв, – внезапно сказал Лукулл.
Минуций Терм застыл с открытым ртом.
– Помнишь посыльного, который прибыл на лодке? – Терм молчал. – Это была та самая новость, которую он привез из Рима.
Пропретор уставился в пол, потом поднял голову и снова обратился к начальнику:
– Значит… ты и вправду собираешься его наградить?
– Он спас римского гражданина, начальника, рискуя собственной жизнью. Вероятно, он спас жизни многим легионерам, ворвавшись в городские ворота, и, несомненно, именно его действия позволили нам взять Митилену. Он заслуживает гражданского венка. Я должен и дальше держать в узде Восток, это мой долг перед Сенатом. Неужели ты думаешь, что войска станут меня уважать, если я не вручу гражданский венок начальнику, который его заслужил? Неужели ты думаешь, что я смогу поддерживать порядок, если откажусь соблюдать армейские обычаи? Я требователен к своим людям, но обязан награждать их, когда они ведут себя как герои. А Цезарь – настоящий герой.
Лукулл почувствовал усталость, главным образом из-за того, что приходилось так подробно объяснять очевидные для него вещи.
Минуций Терм был вовсе не против награждения, особенно с учетом того, что бывший диктатор скончался. Теперь его больше волновала обстановка в целом.
– После смерти Суллы в Риме ничто не будет прежним, – заметил Терм. – Кто будет распоряжаться?
Лукулл соединил кончики пальцев обеих рук и начал рассказывать о состоянии государственных дел.
– Итак, старый Метелл сражается в Испании с мятежным популяром Серторием. В Риме расправляют крылья самые разнообразные орлы. Красс – один из них, но, по мне, сильнее всех Помпей. В относительно далеком будущем Помпей станет вождем оптиматов, однако с популярами не покончено: Серторий укрепился в Испании, а недавнее восстание Лепида в Риме показало, что и там их не изничтожили до конца. Я хочу мирно уйти на покой. Убийство Цезаря, племянника Мария, превратит меня во врага популяров, и не исключено, что последние будут искать отмщения. Я не собираюсь играть видную роль в этой вечной войне. Я действительно… устал. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Сулла публично простил Цезаря, ты согласен?
– Согласен, – сказал Терм.
– Значит, он прощен. За свой подвиг он получит гражданский венок. Что будет дальше с этим молодым трибуном, меня не касается. Я выполню свою задачу на Востоке, вернусь в Рим и посажу эти деревья с красными ягодами, буду выращивать их и продавать. Митридат, война с союзниками, гражданская война… Признаться, меня утомили бесконечные войны.
Поднявшись, он взял еще одну красную ягоду и поднес ко рту:
– Я раздобыл деревья в Керасосе. А плоды их назову… cerasi[81].
Полевой госпиталь легиона
Войдя в валетудинарий военного лагеря, Цезарь сразу увидел на одной из коек начальника первой центурии десятой когорты, того самого, который решил ему помочь, когда он, в свою очередь, отправился выручать Лабиена.
– Как ты себя чувствуешь, центурион?
У того были перевязаны рука и нога, и он не мог встать, чтобы поприветствовать вышестоящего.
– Хорошо, трибун, – ответил он, удивленный тем, что молодой аристократ интересуется его здоровьем. – Врач говорит, раны неглубокие. Я поправлюсь.
– Очень надеюсь. Риму нужны такие начальники, как ты. Как тебя зовут?
– Гай Волькаций Тулл, центурион первой центурии десятой когорты легиона…
– Я знаю, в каком легионе ты служишь, центурион, – с улыбкой прервал его Цезарь. – Возможно, мы и дальше будем сражаться вместе.
– Для меня это будет честью, трибун.
Цезарь кивнул и зашагал между койками с ранеными, пока не увидел Лабиена.
– Как твои дела? – приветливо спросил он друга.
– Вроде жив. Я просто обязан жить, иначе тебя не наградят.
Он засмеялся.
Цезарь тоже. Затем, посерьезнев, он высказал кое-какие соображения:
– Но я не совсем понимаю Лукулла: сначала он задумывает все так, чтобы мы оба погибли в бою. Уверен, Сулла отправил его на Лесбос именно для того, чтобы устранить меня. И тебя заодно, потому что ты всюду следуешь за мной, – шутливо упрекнул его Цезарь, но сразу же вернулся к главному: – Не понимаю, зачем они собираются представить меня к награде.
– По лагерю ходят слухи, – отозвался Лабиен.
– Какие такие слухи?
– Говорят, Сулла умер.
Цезарь медленно опустился на табурет, стоявший рядом с койкой:
– Как это случилось? Заговор?
– Нет. Оргия на его вилле в Путеолах. Много еды, много питья, много женщин. Умер, как жалкая свинья, которой он и был.
Цезарь задумчиво покачал головой.
– Это многое объясняет, – признался он. – Да, если он умер, поведение Лукулла становится понятным.
Они замолкли. Прошло несколько мгновений. Немного спокойствия после сражений, крови и смертей.
– Что ты собираешься делать? – спросил Лабиен.
– Вернусь в Рим, – решительно ответил Цезарь. – Я
