Но как же мы поняли? Как догадались?! Как тогда, в эти нашисчитанные годы, мы смогли это понять?! Все дело в уже упомянутых мноюолимпийских разборках или тайнах мадридского двора (это кому как будет угодно).Не знаю, что думали в этот момент наши родители, но, производя над нами своиэкзекуции, они объясняли нам множество разных, весьма интересных вещей...
Кому-то из нас говорили, что так себя вести нельзя, потомучто «папа будет недоволен». Кто-то из нас слышал: «Что мы. теперь скажем маме?»Ну и, конечно, самые примечательные — подробные объяснения: «Не веди себя такпри бабушке!
Родители уверены, что поскольку они делают для всех детейодни и те же вещи, то можно ожидать от них одних и тех же результатов. Ониупускают из виду тот факт, что делать-то они делают, но в том, как они этоделают, как раз и состоит разница между принятием и отверждением. Большая частьродителей неспособна или не имеет желания увидеть, насколько важны ихбессознательные позиции, к которым так чувствителен ребенок.
Александр Лоуэн
Разве ты не знаешь, что она этого не любит?!», или «Тольконе говори об этом папе, а то он рассердится!», или «Скажи дедушке, что ты еголюбишь, а то он обижается!»
Тут, впрочем, возможен еще, наверное, миллион других самыхразнообразных вариантов, но главная суть — нас включили в систему «олимпийскихразборок». Мы стали понимать, что от нас ждут какого-то определенногоповедения, и не потому, что нужно само это поведение, не потому, что этоповедение является «правильным», а потому, что это нужно для достижениякаких-то определенных целей. Не наших целей, а тех, кто нам их объяснял.
Ну и действительно, разве не наплевать нам было на то,рассердится папа или нет, если он сердится, например, на маму или на бабушку?Чтобы научиться сострадать в таких вопросах, нам нужно было еще психологическисозреть (прожить, по крайней мере, еще года два-три). А какая нам была разница,обидится дедушка или нет? Если мы этого дедушку всего пару раз в своей жизнивидели (если и помним об этом) и уж точно не испытывали к нему никаких нежных,оберегающих чувств.
Иными словами, мы поняли, что то поведение, которое от настребуется, зачастую требуется от нас вовсе не потому, что так действительнонужно («правильно») поступать, а потому, что это необходимо для достижениякаких-то иных целей. Например, чтобы не вызвать отцовский гнев или нерасстроить дедушку. Из этого, кроме прочего, мы не могли не сделать и ещеодного вывода, что отцовский гнев — гнев далеко не всегда правильный, а взглядыдедушки на жизнь — в чем-то ошибочные, и несмотря на это с ними нельзя несчитаться.
Вся эта ложь — гигантская, всеобъемлющая, всепроникающая, накоторой стоит любая семья, все это мерзкое манипулирование открылось нам вовремя этой экскурсии на Олимп, экскурсии под названием «наказание». Мы поняли,что нас наказывают не потому, что это «нам нужно», не потому, что этого требуюткакие-то «правила», не потому, наконец, что это «само по себе важно», а просто потому,что идет некая неизвестная нам игра, в которой мы выполняем какую-то покасовершенно непонятную роль.
И ведь наши родители, воспитатели, опекуны, бабушки идедушки, так любящие рассказать «ничего не понимающему ребенку» о самыхсокровенных тайнах внутрисемейных отношений, даже не догадываются о том, скольбольшие и далеко идущие выводы может сделать малолетний ребенок, который сидитв этот момент у них на коленях и, кажется, пропускает все сказанное мимо ушей.Они рассказывают ему, что кто-то в их семье любит, а кто-то — нет, что кому-тов ней приятно, а кого-то, напротив, расстроит, рассердит, обозлит. Ребенок ислушает и не слушает, но когда его будут наказывать, его ум сведет все этиниточки воедино.
Ребенку станет понятно, что мама боится бабушки, что папа вконфликте с дедушкой, что мама недовольна папой, потому что он беспрекословнослушается бабушку. А потому наказание, которое он переживает, связано вовсе нес тем, что он что-то сделал неправильно, а с тем, что на это его действиекто-то третий из родственников среагировал так, что это доставило неприятностьтому, кто его теперь наказывает. Понять это несложно, ведь когда ребенокостанется с этим своим родственником один на один, количество его недовольстваребенком снижается на порядок!
Теперь вернемся к беззащитности. Мы стали чувствовать, чтооказались заложниками какой-то игры. Тут вот в чем фокус: один из взрослых намчто-то разрешает, а другой — не разрешает. Следовательно, запрет не являетсяабсолютным, значит, это не запрет. Но кто-то из взрослых просит, чтобы мы неделали этого «что-то» при другом взрослом. И когда мы не слушаемся и делаем,этот взрослый раздражается, а тот, которой говорил нам этого не делать, наснаказывает, причем с ожесточением, и приговаривает: «Я же говорил (говорила)тебе, что этого делать нельзя!» Но мы-то знаем, что можно, и теперь мыпонимаем, почему «нельзя» и что значит это «нельзя».
У каждого из нас в жизни были подобные ситуации. Бабушкаразрешала нам есть варенье, а мама запрещала. И бабушка говорила: «Ешь, покамама не видит». Потом мы тянулись за тем же вареньем при маме, она ругалась игневно спрашивала бабушку: «Ты что, опять его кормила вареньем?! У него жеаллергия! Сколько можно тебе говорить!» А бабушка говорила, что она ничеготакого не делала или делала, и считает это правильным. И когда она этоговорила, мы уже понимали, что стоит маме уйти, и нам влетит от бабушки попервое число. И это «влетит» взрослые называют «наказанием», а мы понимаем, чтоэто у них «разборки», а на нас им наплевать...
Почувствовав себя марионеткой в играх взрослых, нашихродителей и их родителей и еще теть, дядь, братьев, сестер и черта в ступе, мыпоняли, что наша беззащитность — вещь абсолютная и неизбежная, надо лавировать,надо защищаться...
Согласно моему опыту, реальное отсутствие теплоты чащемаскируется, чем проявляется открыто, и родители утверждают, что учитывают впервую очередь интересы ребенка.
Карен Хорни
Случаи из психотерапевтической практики:
«Если мама просит...»
Антон обратился ко мне, когда ему было 28 лет. По профессиион был юристом, работал в достаточно крупной конторе, получал неплохие деньги исобирался разводиться. Последнее, собственно, и привело его на прием кпсихотерапевту. «Надо ли разводиться, если лучше, видимо, не будет, а так, как есть,— никуда не годится?» — хороший вопрос для молодого человека.
В нашем обществе считается, что мужчины — «толстокожиеболваны», лишенные чувственности и чувств. Девочкам эту мысль частенькопрививают матери, мальчикам — отцы. Да и сами дети культивируют внутри своихсообществ соответствующие стереотипы. Мальчикам, как известно, нельзя плакать,девочкам — вести себя агрессивно.
В действительности же мужчины чувствительнее не менееженщин, более того, отличаются ранимостью и памятливостью. Женщины же, вопрекигосподствующим стереотипам, разумные и рациональные существа, куда болееприспособленные к жизни[7] . В результате этой социальной лжи женщиныпринуждены молчать и терпеть, а мужчины — скрывать свои чувства и мучиться отсвоей нелегкой «мужской доли». Кому это нужно — неизвестно, но коли заведено,извольте, что называется, исполнять. Вот и исполняют...
