— Спасибо, — безучастно ответила Фонтанна.
— А вы на них когда-нибудь смотрите? — спросил Ковбой.
— Что?
— На руки, — пояснил Фабиан, — посматривали бы почаще!
Тогда Фонтанна раскрыла правую ладонь. На ней было написано: «скоро». А на левой: «встретимся». Она приставила ладони одну к другой и прочитала: «Встретимся скоро».
И улыбнулась двум друзьям и всему свету.
Ковбой и Фабиан боялись, что послание покажется Фонтанне слишком неопределенным, и даже про себя ругали Бена, но ее это, похоже, нисколько не встревожило.
— Ну ладно, все это прекрасно, — сказал Ковбой, — но мне уже пора разносить почту. А ты, бакалейщик, пойдешь на работу?
— Навряд ли! — сказал Фабиан. — Но я уже послал сменить табличку на двери, — прибавил он с улыбкой.
— Славно погуляли! — сказал Ковбой и был таков.
Так он и ушел, ни с кем не попрощавшись и ничего за собой не убрав, как сделали другие гости и как рассчитывал хозяин.
* * *
— Йй-аа так давно тут шагай-уу,
И ни-икогда не вернусь…
* * *
Фабиан и Фонтанна остались на кухне вдвоем. Они выпили еще по чашечке кофе, а потом, приплюснув лоб к оконному стеклу, стали смотреть на дождь.
Он лил все сильнее, заливал сад. Разбросанные в траве рюмки, бутылки, стаканы и другие емкости наполнились до краев, и капли отскакивали от их поверхности.
Костер, естественно, давно потух.
Все это могло бы быть весьма печально, могло, но не стало. Во-первых, потому, что в доме Фабиана Вальтера печали не было места, ее давным-давно прогнали: «Пошла вон, печаль! Забирай свои манатки, и чтоб духу твоего здесь больше не было!» — а во-вторых, Фонтанне с Фабианом все виделось в особом ракурсе: дождь представлялся им прекрасным и достойным завершением праздника, дождь под конец освежил его, не дав ему увянуть.
— На такое свидание трудно опоздать, это очень удобно, — сказал Фабиан, не отрываясь от окна.
— И захочешь — а не опоздаешь! — улыбнулась Фонтанна.
— А вы захотите?
— Никогда не знаешь… — неосмотрительно ответила Фонтанна.
— Ну нет, бывает, что и знаешь… — сказал Фабиан.
— Вы правы… Я иногда такое ляпну… не подумавши.
— Со мной такое сплошь и рядом, — весело сказал Фабиан.
— Так ты меня прощаешь?
— Прощаю вас… за что?
— Вот и спасибо.
Они надолго замолчали.
Потом Фонтанна тихонько отлепилась от стекла и ушла под дождь.
А Фабиан так и смотрел в сад, пока дождь не кончился.
Тогда он поставил в проигрыватель свой любимый диск, вынес колонки и принялся убираться в саду.
* * *
Бен явился домой счастливый, мокрый, с желанием свернуть горы. Он выпил кофе, открыл свой дневник, взял ручку и задумался.
Фонтанна явилась домой счастливая, мокрая, с желанием искупаться. Она включила воду, разделась и залезла в ванну.
Сидя над раскрытым дневником, Бен вспоминал вчерашний день и соображал, как бы его описать.
Лежа в горячей ванне, Фонтанна рисовала в воображении разные сцены того дня, который провела вместе с Беном, и поглаживала свои груди.
Бена раздирали противоречивые чувства: ему было так радостно вспоминать и так трудно описывать воспоминания!
Фонтанну тоже раздирали противоречивые чувства: ей было так приятно нежиться в горячей ванне и так чудовищно хотелось есть!
В конце концов Бен понял, что у него ничего не получится, потому что рассказ о встрече с Фонтанной никак не вяжется с нудными рассуждениями, из которых состоит его дневник.
В конце концов, Фонтанна вылезла из ванны, оставив течь струйку горячей воды на время, пока она сбегает на кухню и принесет поднос с едой, а потом снова юркнула в воду.
Бен отшвырнул дневник.
Фонтанна слопала завтрак.
Он курил и скреб в затылке.
Она перебралась из ванны в постель.
Бен закрыл глаза и отдался мечтам, Фонтанна заснула и увидела сон.
Бен улыбнулся, Фонтанна тоже.
* * *
Ковбой плоховато справился с доставкой.
Не все адреса нашел, не все намеченные письма разнес. Но не стал особенно расстраиваться, списав неудачу на усталость.
Быть почтальоном в таком городе — задача не из легких, правда, местные жители, отлично зная и испытывая на себе все те же сложности, к почтальонам относились с пониманием и терпеливо ждали.
Ковбой любил свою профессию — не потому, что это его профессия, а потому, что это профессия почтальона! — а чтобы не нажить бессонницу и не свихнуться, он разработал целую философию. В общих чертах она сводилась вот к чему: главное не то, когда придет письмо, а то, что оно придет когда-нибудь.
С первого дня службы он добросовестно доставлял все доверенные ему письма; когда в тот же день, когда попозже, но всегда делал, что мог, и ни одно письмо не пропадало. Об этом знали горожане и коллеги, и потому Ковбоя уважали, а то и восхищались им.
Ему восторг и уважение и даром были не нужны, но ему нравилось ходить по городу, помогать людям переписываться и видеть на их лицах радость и признательность.
На этот раз Ковбой остался недоволен результатом, но главное, он как-то странно себя чувствовал. Давно уже он не бывал на праздниках (кроме тех, что устраивал в одиночку или на пару с Беном), давно не танцевал (кроме как в одиночку или на пару с Беном), давно не прикасался к девушкам (ни в одиночку, ни на пару с Беном). Поэтому вчерашняя вечеринка немножко выбила его из колеи. Ему вспомнилось время, когда в его собственном саду, прекрасном, как в сказке, тоже собирались гости и когда каждый день рядом с ним было чье-то лицо, звенел чей-то голос и смех.
К вечеру ему стало невмоготу одному.
Он сделал крюк, чтобы пройти мимо африканской лавки. Но там по-прежнему было закрыто, и только сменилась табличка.
Ковбой расхохотался и пошел домой ложиться спать.
«Перебрал», — гласила надпись.
* * *
Фонтанна почувствовала, что свидание приближается, и проснулась.
Еще сонная, она завернулась в простыню, высунулась из окна и посмотрела вверх. На небе она увидела звезду — ту самую, за которой уже шел где-то по улицам Бен.
Фонтанна оделась, вышла из дома и тоже пошла за звездой навстречу Бену.
Пусть себе движется город, меняются улицы, перемещаются дома — все это не важно, раз у них есть звезда, которой они верят и которая ведет их в ночи друг к другу.
