Конечно, она не настолько глупа, чтобы решить, будто Каван ее любит. Она так и не думает. Но зато понимает, что ее муж – порядочный человек и поступает благородно. Он заботится о своей жене, хотя и не сам ее выбрал.
И за одно это Гонора готова любить его.
Глава 8
Каван вытащил раненого Лахлана с поля боя и надежно спрятал его за большим валуном.
– Только сдвинься с места, и я – да поможет мне Господь! – сам тебя прикончу.
Брат хмыкнул:
– Это вряд ли.
Каван подтолкнул протестующего Лахлана к валуну.
– На твою ногу пришелся жестокий удар.
– Я все равно могу сражаться.
– Черта с два! – Каван схватил меч Лахлана и выпрямился. – Серьезно предупреждаю, братец, сойдешь с места – сильно пожалеешь!
– Мой старший брат меня предостерегает? – поморщившись, засмеялся Лахлан.
– Твой старший брат тебе обещает. – Каван сжал его плечо.
Лахлан захохотал:
– Иди и выиграй сражение, а я тебя подожду!
Каван вернулся в бой, приглядывая за Артэром. Отец велел им всем вернуться домой, и уж раз он возглавляет битву, он и отвечает за выполнение отцовского наказа.
Одного брата он потерял, но другого не потеряет.
Каван сражался, как человек, охваченный бешенством, и когда битва закончилась и он застыл посреди поля, держа в руках меч, с которого капала кровь, его воины смотрели на него, широко раскрыв глаза. Он уложил больше варваров, чем все они, вместе взятые, и в глазах их он видел не восхищение, а откровенный страх.
– Каван!
Он обернулся к брату Артэру.
– Лахлану нужна помощь!
Каван сам внес брата в замок. Артэр шел следом. Опередив Тавиша, к ним подбежала Адди, а слуги уже спешили на помощь. Лахлана положили на стол перед очагом. Одежда его промокла под дождем и отяжелела.
Лахлан был почти без сознания. Адди осматривала рану и качала головой:
– Глубокая.
Каван вполголоса сыпал проклятиями.
– Я должен был уберечь Лахлана – то и дело повторял он. Он должен был находиться рядом, чтобы отразить тот удар меча. Это его долг! Он – старший брат!
– Плохая рана, очень плохая, – сказала Адди, смахивая слезы. – Глубокая. Не знаю, можно ли ее зашить. – Тут ее глаза широко распахнулись.
– Что такое, мама? – взволнованно спросил Каван.
– Твоя жена. Гонора! Она прекрасно управляется с иголкой!
– А где она? – спросил Каван.
– В мастерской, – ответила мать.
Перескакивая через две ступеньки, Каван добрался до комнаты для шитья и с такой силой распахнул дверь, что та ударилась о стену.
Гонора соскочила со стула, уронив на пол шитье, и испуганно уставилась на него.
– Ты мне нужна, – произнес Каван.
– Нужна? – чуть слышным шепотом отозвалась Гонора.
– Лахлан сильно ранен, рану необходимо зашить. Мать сказала, что ты умеешь управляться с иголкой. – Он схватил жену за руку.
– Я шила только одежду, но не зашивала людей! – возразила она.
– Все когда-то случается в первый раз.
Гонора торопливо пошла вслед за Каваном, затем резко остановилась.
– Иголка и нитки! Они же мне понадобятся!
– Поспеши, – поторопил ее Каван, отпуская руку Гоноры.
Он нетерпеливо ждал, и как только жена появилась на пороге, снова схватил ее за руку и помчался вниз по лестнице, в зал.
– Зашей его! – приказал он, когда они остановились у стола, на котором лежал распростертый Лахлан.
Каван боялся, что она начнет возражать и в испуге убежит при виде крови, но, к его великому удивлению, Гонора, сохраняя хладнокровие, внимательно осмотрела рану брата, не обращая внимания на толпившихся вокруг людей.
– Думаю, потребуется много стежков, чтобы стянуть края раны, – сказала Адди.
Каван увидел, как жена ласковым жестом положила руку на окровавленную ладонь его матери и стала ее успокаивать и ободрять:
– Мы сможем это сделать. Мы исцелим ему ногу.
Не прошло и нескольких минут, как обе женщины дружно начали действовать, причем мать без колебаний выполняла все указания его жены. Каван с изумлением смотрел, как ловкие пальцы Гоноры искусно сшивают рану на ноге Лахлана, словно это особенно изящная вышивка. Стежки были умелыми и очень ровными, и он порадовался, что Лахлан сейчас без сознания, потому что стежков потребовалось очень много.
– Швы должны быть сухими, а повязки чистыми, – сказала Гонора, глядя на Адди. – Я помню, как моя мама зашивала рану у соседского паренька, и она очень на этом настаивала. Кроме того, Лахлан должен несколько дней провести в постели, чтобы рана начала затягиваться и швы не разошлись.
– Он будет лежать, – хором отозвались Каван и Артэр, и все в зале улыбнулись.
– Может начаться лихорадка, – говорила Адди, пока они перевязывали ногу Лахлана.
– Не нужно тревожиться о том, чего еще не случилось, – предостерегла ее Гонора. – Мы можем делать только то, что можем.
Каван от души восхитился тем, как замечательно жена сумела справиться с тревогой его матери, заставив ее сосредоточиться на том, что происходит сейчас, и не загадывать на будущее. Он познал эту мудрость, когда был в плену. Если бы он там загадывал хотя бы на час или два вперед, он жил бы только в мучительном ожидании следующей порки или погряз бы в мыслях о том, что никогда больше не увидит свою семью. Он просто проживал одну минуту за другой, планомерно двигался к своей цели и только поэтому оказался готов к побегу, когда возникла такая возможность.
Они с Артэром перенесли Лахлана в покои отца, где для брата уже приготовили постель. Здесь женщинам будет проще за ним ухаживать, потому что рядом кухня, травы и можно быстро приготовить отвары для его исцеления.
После того как Лахлана удобно устроили, он ненадолго пришел в себя. Мать напоила его целебным отваром, и он задремал.
Каван твердо вознамерился сидеть рядом с братом, хотя и здорово устал после битвы. Вроде бы жена поняла его тревогу.
– Я велела слугам приготовить для тебя ванну, – сказала Гонора негромко, чтобы не разбудить заснувшего Лахлана. – Иди вымойся, немного поспи, а отдохнув, придешь и сменишь нас с твоей матерью, потому что за Лахланом придется присматривать всю ночь.
Каван наклонился и прижался своей прохладной щекой к ее разгоряченной. Ему показалось, что он прислонился к раскаленному утюгу. Впрочем, он не будет против, если Гонора оставит на нем свою метку.
– Спасибо тебе.
Гонора кивнула и поспешно вернулась к постели Лахлана.
