– О чем же был первый?
– Война в Заливе.
– История Кина тоже для романа.
– Начало у меня уже есть.
– Стук в дверь?
– Беседа с вами.
– Боюсь, это очень по-голливудски.
– Да, но не забудьте доктора и нашу первую встречу с сумасшедшими…
– Полет над гнездом кукушки по имени Косово.
– Нет – агония романтизма.
– Вы имеете в виду девятнадцатый век?
– Да, девятнадцатый век точно предсказал все то, что с нами случилось.
– Подождите, позвольте припомнить… Я думаю, вы неправы.
Сержант ласково погладил меня по щеке и сказал:
– Конечно же я неправ.
– Хотелось бы с вами поспорить об этом.
– Хорошо, скоро встретимся.
– Где? – спросила я.
– Думаю, в кровати…
Сержант отдал мне честь, радуясь удачно найденному ответу.
В патруле Militer Police, помимо сержанта, состоял негр и еще один солдат, всех их – этих двух солдат тоже, как и прочих вояк КФОРа, готовили к захвату планеты Марс. Описать их очень просто: два солдата на фотке. Сержант, начальник патруля, был одет почти по-граждански – легкая летняя униформа, подходящая для июня, фуражка а ля Уэсли Кларк. Посмотреть бы фотографии…
Когда они вышли, я собрала в кучку руки, ноги, спину, волосы, жопу и все, что еще оставалось моего в апартаментах. После замечательного разговора с сержантом я совсем забыла про капитана Гарольда. «Да я просто сумасшедшая», – смеялась я молча, чувствуя себя генералом, в армии которого служит английский капитан, немецкий майор и американский сержант. Я провела чудную ночь с английским капитаном, он так любил меня. Любила его и я… «Мы обещались друг другу», как говорят наши крестьяне.
У меня случилась любовь. Хорошо. Давай теперь посмотрим, что у меня осталось после этого. Капитан удрал с карниза… Где, где он сможет спрятаться, чтобы потом найти меня и отправиться в Сербию? У меня же не было ни Сербии, ни Косово, ни Приштины, и теперь любовь мне забила голову вопросами: сумеет ли американский сержант спасти меня, как он сказал, – если мы окажемся в кровати? Или майор Шустер, который не приглашал меня в кровать, но у которого я смогу резать на кухне репчатый лук? Ладно, отправимся на кухню, к Рексу…
* * *
РЕЖУ теперь свой рассказ и внимательно оглядываюсь, выходя из отеля «Гранд», чтобы мне не врезал какой-нибудь албанец. На улице замечаю, что за мной в середине июня следует зимнее пальто. Ускоряю шаг, но тут слышу:
– Мария, мадемуазель Мария… Остановилась:
– О, это вы, господин Ашкенази?
– Мария, дитя мое, помоги…
– Что случилось, господин Ашкенази?
– Помоги, ты вяжешься с этими… Извини, я знаю, что ты прикидываешься переводчицей, но я больше не могу, помоги дядюшке Ашкенази!
– С радостью, если смогу.
Два индийских солдата знаком приказали нам подождать, потому что перед нами трое албанцев перегоняли автомобиль марки «ягуар». В кабине патрульной машины солдат КФОРа проверял по компьютеру номера двигателя.
Солдат вытащил из «ягуара» низкорослого мужичка, кричащего по-английски:
– Я – министр иностранных дел Албании!
– Машина украдена, – объявил солдат КФОРа.
Два индийских солдата взяли под руки министра иностранных дел Албании, в то время как солдат КФОРа сел за руль. Из «ягуара» выскочили трое албанцев и наставили на него «калашниковых».
Солдат КФОРа вышел из машины.
Министр вернулся в «ягуар». Врубил зажигание и резко рванул с места. За ним побежали трое с «калашниковыми».
– Поспешите, – посоветовала я господину Ашкенази. Рядом с «Баром Кукри» я чувствовала себя увереннее. Господин Ашкенази торопливо произнес:
– Мария, я все еще председатель Еврейской общины в Приштине. Сегодня ночью в нашу квартиру вломились десятка два молодых людей. По акценту я понял, что они из Албании. Кричали нам: «У вас полчаса, чтобы уйти!» Моя мама – ей восемьдесят лет – у нее только что был инфаркт… Конечно, действия албанцев напомнили ей сорок третий, когда в ее квартиру ворвались гитлеровцы и албанцы. Я пожаловался французскому генералу Сен Сиру де Луа, а он мне сказал: «Забудьте, это теперь неактуально!»
– Что значит – «неактуально»? – спросила я.
– Французский генерал имел в виду, что еврейский вопрос – скажем так – решен, и в Косово евреев не преследуют… Я точно не понял…
Я спросила господина Ашкенази, знаком ли он со Слободаном Пилишером, тоже евреем, моим товарищем по курсу художественной литературы и английского.
– Так он же уже бежал, – ответил господин Ашкенази.
– Нет, – ответила я. – Слободан все еще дома. Я вчера виделась с ним. Вы на пару дней останьтесь с мамой у него, а потом я помогу вам вернуться в свою квартиру.
– Поможете? Как? – спросил, побледнев, господин Ашкенази.
– Через немцев, – ответила я. – Я теперь переводчица у майора Шустера.
Господин Ашкенази с сомнением посмотрел на меня и, не произнеся ни слова, быстро удалился.
Я соврала господину Ашкенази, соврала, что Слободан Пилишер в Приштине. Я не видела Слободана с начала бомбардировок. Если бы этот кретин Гарольд не сбежал, я хоть что-нибудь да сделала бы. А теперь осталась мне лишь кухня в «Баре Кукри» да, возможно, подлизывание к майору Шустеру. Немец майор Шустер мог бы помочь господину Ашке-нази, у него есть исторический стимул для этого. Если господин Ашкенази живым доберется до дома Слободана Пилишера…
Перед «Баром Кукри» меня расстреляла ТВ камера. За камерой стояла женщина, с которой я познакомилась во время бомбардировок. Мы в гуманитарной организации «Кер» звали ее Canada Press. Это была средних лет женщина, облазившая все горячие точки мира, женщина с лицом, ежедневно загорающим на ветру; точно такое лицо оказалось у Ванессы Рейдгрев, боровшейся за права мусульман в Сараево и мечтавшей – что для нее и исполнили – сыграть Чехова под сараевской мечетью.
– Мария, иди прямо на камеру, чтобы перекрыть мне кадр, – крикнула мне Canada Press.
– Чао, Canada! – откликнулась я.
– Что там вчера вечером случилось?
– Opening Night, – сказала я.
– Да ладно, Мария, не ври. Ты можешь рассказать мне на камеру, что вчера там сказанул английский капитан Гарольд Кин?
– Спроси его самого.
– Я тебя спрашиваю, ты ведь знаешь, что я на твоей стороне.
– Ты – да, но ведь не Canada же.
– Но я независимый репортер!
– Я сама завишу от майора Шустера, так что спроси его, у меня нет права комментировать, мое дело – переводить.
