Разве есть на свете другой человек, которыйтак ловко и умело управляется со всеми мелочами повседневной жизни? Алекс умеетездить на лошади, танцевать, стрелять, разливать чай, смешивать восхитительныеамериканские коктейли, а во время заседаний в Букингемском дворце спать соткрытыми глазами. Он умеет прочитать самое обычное стихотворение таквыразительно, с таким чувством, что у Джулии на глазах появляются слезы. Онотлично целуется, и, без сомнения, в браке с ним она познает все чувственныеуслады. Все это так. А чего еще можно желать?
Внезапно она рассердилась сама на себя.Неужели это все, что ей нужно? Для отца всего этого было мало, для ее отца,бизнесмена, чьи манеры ничем не отличались от манер его друзей-аристократов.Для него быт вообще ничего не значил.
– Попей, дорогая, тебе это непомешает, – сказал Алекс, предлагая Джулии чай, приготовленный именно так,как она любила: без молока и без сахара, с тоненьким ломтиком лимона.
Интересно, а кому может помешать чашка чаю?
Освещение вдруг изменилось – какая-то теньпоявилась в оранжерее. Джулия подняла голову и увидела Самира.
– Самир! Садись, присоединяйся к нам.
Тот жестом показал, чтобы она не беспокоилась.В руках у помощника была тетрадь в кожаном переплете.
– Джулия, – сказал Самир,многозначительно посмотрев в сторону египетского зала, – я привез тебе дневниктвоего отца. Я не хотел отдавать его людям из музея.
– О, как я рада! Посиди с нами,пожалуйста.
– Нет, мне надо работать. Я долженпроследить, чтобы все сделали как положено. Обязательно прочитай дневник,Джулия. Газеты напечатали лишь малую толику всей этой истории. Из дневника тыузнаешь гораздо больше…
– Ну подойди, присядь, – настаивалаДжулия. – Позже мы вместе обо всем позаботимся.
Поколебавшись, Самир согласился. Он взялстоявший рядом с Джулией стул и вежливо поклонился Алексу, с которым его познакомилираньше.
– Твой отец только начал переводить. Тыже знаешь, как здорово он разбирался в древних языках…
– Мне не терпится прочитать. Но почему тытак взволнован? Что-нибудь не так?
– Меня беспокоит это открытие, –помолчав, произнес Самир. – Не нравится мне и эта мумия, и яды,хранившиеся в гробнице.
– Яды на самом деле принадлежалиКлеопатре? – вмешался Алекс. – Или все это выдумки журналистов?
– Никто не знает наверняка, –вежливо ответил Самир.
– Самир, на все сосуды наклееныярлыки, – сказала Джулия. – Слуги предупреждены.
– Вы ведь не верите в проклятия,правда? – спросил Алекс.
Самир вежливо улыбнулся.
– Нет. И тем не менее, – сказал он,снова обращаясь к Джулии, – обещай мне: если что-то покажется тебестранным или появится какое-то дурное предчувствие, ты сразу же позвонишь мне вмузей.
– Но, Самир… Вот уж не думала, что тыможешь верить…
– Джулия, в Египте проклятия – большаяредкость, – отозвался помощник. – Угрозы, начертанные на саркофагеэтой мумии, очень серьезны. И сама история о бессмертии этого существа… Всеочень странно. Ты узнаешь подробности, когда прочтешь дневник.
– Не думаешь же ты, что отец стал жертвойпроклятия?
– Нет. Но то, что произошло, не поддаетсяразумным объяснениям. Если только не поверить в… Но ведь это абсурд! Прошу тебяоб одном: не принимай ничего на веру. А если что, немедленно звони мне.
Он резко оборвал разговор и вернулся вбиблиотеку. Джулия услышала, как он говорит по-арабски с одним из сотрудниковмузея, и увидела обоих сквозь открытые двери.
«Горе, – подумала она, – притупляетвсе прочие чувства. Он так же, как и я, горюет по отцу. И открытие уже нерадует его. Как все сложно!»
А ведь он радовался бы, если… Ладно, понятно.С ней все по-другому. Ей страшно хочется остаться наедине с Рамзесом Великим иего Клеопатрой. Но она все понимает. И боль утраты навсегда останется с ней.Она и не хотела, чтобы эта боль улеглась. Джулия посмотрела на Алекса, набедного растерянного мальчика, взирающего на нее с таким искренним сочувствием.
– Я люблю тебя, – неожиданнопрошептал Алекс.
– Что это на тебя нашло? – мягкозасмеялась она. Что-то он совсем раскис, ее юный красавец жених, что-то егосильно расстроило. Невыносимо видеть его таким.
– Не знаю, – сказал Алекс. –Меня мучает дурное предчувствие. Так он это назвал? Знаю только одно: мнехочется напомнить тебе о своей любви.
– Алекс, милый Алекс… – Джулиянаклонилась и поцеловала его, и он в порыве отчаяния сжал ее руку.
Маленькие безвкусные часы на туалетном столикеДейзи пробили шесть.
Генри, развалившись в кресле, лениво зевнул,потом снова потянулся к бутылке шампанского, наполнил свой бокал, а затем ибокал Дейзи.
Она до сих пор выглядела сонной; тонкаяатласная бретелька ночной рубашки упала с плеча.
– Выпей, дорогая, – сказал он.
– Только не это, любимый. Сегодня вечеромя пою. – Дейзи надменно вздернула подбородок. – Я не могу пить целымиднями, как некоторые.
Она оторвала от жареного цыпленка, лежавшегона тарелке, кусочек мяса и положила в рот. Очень симпатичный ротик.
– Но какова твоя кузина! Не боится этойчертовой мумии! Надо же, завезла ее в собственный дом.
Глупые голубые глазищи уставились на него –вот это ему нравится. Хотя он уже скучал по Маленке, своей египетскойкрасавице, на самом деле скучал. Восточной женщине не надо быть глупой; онаможет быть и умна – все равно ею легко управлять. А девица вроде Дейзиобязательно должна быть глуповатой; и с ней надо разговаривать,разговаривать без конца.
– Какого черта она должна боятьсякакой-то сушеной мумии? – раздраженно спросил он. – Эта чокнутаяотдает все сокровища музею. Она не знает цены деньгам, моя кузина. У нее всегдабыло слишком много денег. Лоуренс немного повысил мой годовой доход, а ейоставил всю корабельную империю.
Он замолчал. Маленькая комната; свет, пятнамиложившийся на мумию. Он снова увидел ее. Увидел, что натворил! «Нет.Неправильно. Он умер от сердечного приступа или от удара – человек, лежавший напесчаном полу. Я этого не делал. И то существо, оно не могло смотреть сквозьнамотанные на него тряпки, ведь это абсурд!»
Генри судорожно глотнул шампанского.Превосходно! Он снова наполнил бокал.
