1
Точно прозрачное зеленое покрывало, спустилась весенняя ночь над Амстердамом. Только что распустившиеся деревья вдоль каналов и вода, отражающая их, были одного и того же цвета; небо с матово-бледными звездами было какое-то влажное, зеленое и напоминало лагуны. Не слышно было ни звука шагов, ни взмаха весел. Каналы спали, деревья стояли объятые сном, и только круги от фонарей на нежной листве свидетельствовали о том, что город был жив. Если бы Спящая красавица обитала в здешнем королевском дворце и только что уколола свой белый указательный пальчик об одно из веретен Брабанта, то и тогда царящая здесь тишина не могла бы быть глубже.
Вот что подумал одинокий человек, стоявший на одном из дугообразных мостов возле Оудерзэйдске-Ахтербургваль; казалось, он тоже спал. Большими глотками человек этот жадно впивал в себя воздух зеленой весенней ночи — смесь ароматов, такую же крепкую и опьяняющую, как зеленый ликер этой страны. И как раз в то мгновение, когда он это подумал, кристально чистая тишина внезапно нарушилась. Где-то совсем близко, в каких-нибудь ста метрах, прогремел выстрел. Бум! — повторило эхо среди спящих домов; бум-бум! — пронеслось невидимыми кругами между стенок канала, над дремлющими водами и унеслось дальше с ветерком, ласкающим своды нежной листвы. Выстрел! Револьверный выстрел! Еще несколько мгновений царила тишина, затем раздались какие-то непонятные звуки: дверь, что ли, затворилась? Были ли это убегающие шаги? Человек, стоявший на мосту, пришел в себя. Кто мог стрелять этой чарующей весенней ночью? Надо посмотреть, надо действовать. Он оставил перила моста, за которые держался, и поспешил в тот переулок, из которого, как ему показалось, раздался выстрел.
Но как ни искал, он не мог ничего найти. Переулки, извивающиеся по направлению к Ахтербургваль, мирно спали, и выстрел, разбудивший эхо, не разбудил больше никого. Человек прошел один переулок за другим, но все они были пустынны. Неужели ему приснилось? Он бросил поиски и из лабиринта переулков вышел на Ахтербургваль.
Прямо на ступеньках лестницы одного из домов перед ним лежал мужчина, и, судя по всему, он был мертв.
Человек с моста провел рукой по лбу. Дом был как раз против того моста, на котором он за несколько минут до этого стоял. Дом спал тогда, он спал и теперь. Откуда бы выстрел ни раздался, но только не из этого дома — в этом человек готов был поклясться. Но кто мог быть неизвестный, лежащий перед ним? И жив он или умер?
Он был жив.
Когда человек положил руку ему на сердце, он ясно почувствовал, что оно бьется. Кроме того, из горла лежащего вырывался тяжелый хрип. Но отчего он лежал? Достаточно было поверхностного осмотра, чтобы выяснить причину. На виске зияла длинная рана, точно борозда в кроваво-красной земле. Волосы слиплись от крови, и кровь залила весь правый глаз, так что он производил впечатление кровоточащей раны. Но рана на виске была единственным следом внешнего насилия. Человек удостоверился в этом и только хотел подняться, чтобы позвать на помощь, как на его плечо легла тяжелая рука:
— Вам следовало бы действовать попроворнее, если вы принялись грабить. Вы арестованы!
Очень кстати явился полицейский. Не слушая объяснений человека с моста, он поднес к губам свисток и засвистел.
— Не тратьте зря ваших слов! Они вам очень скоро пригодятся. Это вы, Керкинк? Скорей вызовите карету скорой помощи, а я тем временем присмотрю за этим молодцом. Но только скорей!
Прошло четверть часа, прежде чем Керкинк вернулся с каретой скорой помощи. Но прошло несколько часов, прежде чем человеку с Ахтербургваль удалось убедить дежурного полицейского чиновника в том, что он доктор Йозеф Циммертюр, практикующий врач, психоаналитик, с Хееренграхт, 124 и не имеет никакого отношения к преступлению на Ахтербургваль.
