в ротную съезжую. Зубарев опять отказывался и от службы, и от мундира, и от денег. Тогда его повели к полковнику, потом в полковую канцелярию, отсюда – к «фельдмаршалу Ливонту» (правильно – Левальду), у которого он встретил офицера, оказавшегося впоследствии королевским генерал-адъютантом Манштейном, некогда состоявшим на русской службе при Минихе. Манштейн продержал у себя Зубарева несколько дней, вновь уговаривал поступить в прусскую гвардию, обещая скорое производство в офицеры, и когда Зубарев наконец согласился, отвез его «под крепким присмотром» в Берлин. По дороге в каком-то городе Зубарев был представлен принцу Голштинскому. По приезде в Берлин они на следующий же день отправились в Потсдам, где к Манштейну явился родной дядюшка императора Иоанна Антоновича. Теперь только Манштейн открыл Зубареву свое имя и звание и, со своей стороны, потребовал, чтоб Зубарев назвал себя: он не верил в его купеческое происхождение и подозревал в нем лейб-компанца. Испугавшись пыток, которыми ему якобы пригрозил Манштейн, Зубарев назвался гренадером лейб-компании и сказал, что бежал из России, так как проигрался в карты. Удовольствовавшись этим признанием, Манштейн посвятил Зубарева во все подробности замысла вернуть на русский престол Иоанна Антоновича и разъяснил Зубареву его роль в этом деле. Зубарев должен был прежде всего отправиться к раскольникам и склонить их на сторону Пруссии, убедив выбрать из своей среды епископа, который, при содействии прусского короля, будет утвержден в своем сане патриархом. Подготовив в раскольничьей среде бунт в пользу Иоанна Антоновича, Зубарев должен был далее пробраться в Москву и с подложным паспортом поехать в Холмогоры к принцу брауншвейгскому Антону Ульриху, передать ему вместо писем две медали, по которым тот уже поймет, от кого и зачем прислан Зубарев, и подготовить принца и его сына Иоанна Антоновича к побегу за границу. Побег предполагалось организовать в Архангельске, куда весной намеревались послать для этой цели корабль под видом купеческого судна. Капитан, который должен был отправиться на этом судне и раньше уже побывал в Архангельске, также был представлен Зубареву, и последний хорошо запомнил его черты. В случае, если похищение принца удастся, предполагалось, что король прусский объявит войну России и насильно возведет Иоанна Антоновича на русский престол.
Иван Васильевич Зубарев взялся за исполнение изложенного плана. Вскоре он был представлен прусскому королю Фридриху II и произведён в полковники. Во дворце ему пожаловали офицерское форменное платье и юоо червонных на дорогу; здесь же ему вручены были и упомянутые выше медали. Со своей стороны Зубарев пред иконой Богоматери поклялся в том, что будет верно служить прусскому королю. Затем Зубарев был отправлен в Россию. В Польше Зубарев назвался казацким полковником. В Варшаве он представлялся прусскому резиденту и затем беспрепятственно продолжал свой путь, пробираясь на Ветку. По дороге, близ Слуцка, его ограбили; у него отняли все золото, данное ему прусским королём, за исключением двух медалей, которые он для лучшей сохранности зашил в подошву сапога. Несмотря на эту неудачу, Зубарев по прибытии в раскольнические слободы усердно принялся за исполнение возложенной на него миссии. Он подавал раскольникам надежду на лучшую будущность, если они примкнут к прусскому королю, обещал им, что они будут иметь собственного епископа, увещевал молиться за царя Ивана Антоновича и старался подействовать на массу через попов и старцев. Дело Зубарева как будто налаживалось: «Добро-де, мы об этом подумаем» – отвечали ему везде. Дольше всего он подвизался в раскольническом Лаврентьевском монастыре у игумена Евстифея и старцев Макария и Стефана, которые перед его отъездом даже отслужили молебен. Продолжая намеченный путь, Зубарев перебрался уже в Малороссию, но здесь он в конце лета 1755 года был задержан.
В Тайной канцелярии Зубарев долго запирался, но затем на допросе 17 января 1756 года повинился во всем и подробно рассказал обо всех похождениях своих после побега осенью 1754 года с максимальными подробностями. Он назвал по именам много лиц, с которыми ему приходилось сталкиваться в России и за границей и которые сочувствовали задуманному перевороту, описал их наружность, семейное положение и место жительства; выдал их друзей, о которых знал понаслышке; подробно рассказал о жизни беглых раскольников за рубежом. Показания Зубарева были представлены императрице Елизавете и имели следствием принятие мер для предупреждения государственного переворота. Был послан указ об усилении надзора за членами брауншвейгской семьи, «чтоб не учинили утечки». Иоанн Антонович перевезен был в Шлиссельбургскую крепость. Намерение прусского короля Фридриха Великого учинить с помощью заговора государственный переворот в России, естественно стало учитываться и во внутренней, и во внешней политике Елизаветы Петровны. Зубарев же продолжал содержаться в тюрьме при Тайной канцелярии. Он заболел и умер в тюрьме 22 ноября 1757 года.
Вербовка Зубарева в Кёнигсберге привлекла внимание историков. Не будь её, никто бы и не обратил внимание на русских купцов-старообрядцев, которые привозили в Пруссию товары и торговали здесь…
Но, вернёмся к Квасовскому. Издательская деятельность не приносила Квасовскому ожидаемого дохода. Известно, что он издал в Кёнигсберге ещё несколько календарей. В энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона указаны следующие издания:
«Календарь или месяцеслов, в котором первый ряд литер являет число месяца, второй в руце лето, по ему же познавается день недельный, такожде в который день каковой праздник и память всякого святого чрез весь год прилучается по чину церковному, явствует кое-же в руце лето, в котором году быти имать, табель после месяцей предлагается, цифирное же число при всяком месяце восхода и захода солнечного на всякий день, часы и минуты извещает» (Кёнигсберг, 1730 г.);
«Календарь греко-русский, по штилю Юлианскому первое лето Господне 1730 г., а потом от лето 1731, на лет сто» (Кёнигсберг)»[36].
Титульный лист Календаря греко-русского, изданного Василием Квасовским в Кёнигсберге в 1730 году
Перевощиков подробно описал только кёнигсбергский календарь Квасовского на 1727 год, но описания Кёнигсбергских календарей 1730 года у него нет. Можно довольствоваться краткими замечаниями Т. А. Быковой:
«Корвин-Квасовский впоследствии издавал календари в Кёнигсберге в 1727 году, где русский текст напечатан шрифтом Илья Копиевского, и два календаря в 1730 году; один напечатан совсем другим шрифтом, а другой цельно гравированный»[37].
Из «Хронологической росписи славянских книг, напечатанных кирилловскими буквами 1491–1730», составленной И. Каратаевым, мы можем узнать только то, что «Календарь Греко-Руский, изд. Василием Корвином-Квасовским в Кёнигсберге в 1730 г.» имел 40 страниц, а «Календарь Греко-Руский, по штилю Иулианскому первое на лето Господне 1730-е, потом от лета 1731, на лет юо, и проч., изд. Василием Корвином-Квасовским, в Кёнигсберге» имел «44 (?) лис. (односторонних), гравиров. на меди»[38].
Формат первого календаря – in quarto, 40, т. е. на типографском листе размещалось 8 страниц. Календарь имел примерно
