короткую, простую экспедицию, которая не займет больше трех-пяти дней и после которой я от вас отстану – можете быть свободны, как ветер Фриланда!
– Мы и так свободны, – проворчал Морган. – Аптека, слезь, пожалуйста, с перил.
– Зачем это? – пробормотал я.
– Отломятся, – предрек Морган, – и полетишь вниз.
Я покосился в двадцатиметровый провал под собой и сел боком, прислонившись спиной к резному столбику галереи. Капитан неодобрительно смотрел на меня поверх нагромождения книг. Все наши остановки в Тесле он всегда использовал для того, чтобы засесть в этой библиотеке и нагромоздить вокруг себя кучу книг.
– Ты ведешь себя, как под кайфом, – неодобрительно сказал он. – Всегда, как только попадаешь сюда. Особенно в первые дни.
– Потому что свобода – это наркотик, – отозвался я. – И на тебя она тоже так действует. Просто ты не любишь подавать вид, что потерял контроль.
– Не в этом дело, – сказал Морган и с раздражением содрал очки. – Просто я понимаю, что к этому нельзя привыкать. Тут ведь живо расслабляешься. Начинаешь принимать, как само собой разумеющееся, что перила прочные, погода хорошая, а люди не врут. Привыкнешь, вернешься в Лабиринт и будешь там вести себя как блаженный.
– Погода тут не всегда хорошая, – пробормотал я – И мы вроде только что говорили о том, что больше не собираемся в Лабиринт.
Морган – перестарховщик. Я ни разу еще не видел, чтобы вещь, сделанная во Фриланде, сломалась в хоть сколько-нибудь ответственный момент. Даже если это деревянные перила на двадцатиметровой высоте, выглядящие хлипкими. Я снова глянул вниз. Узкая улица под нами была практически пуста, как и остальные улицы городка, только ползли по мостовой туманные струи, и сквозь них проходили иногда по двое, по трое не торопящиеся никуда фриландцы. Этот городок всегда казался полупустым. Библиотека венчала гору, и весь город внизу был как на ладони: разноцветные крыши под дымкой тумана, мощеные брусчаткой узкие площади, башенки, флюгера, ломаная линия акведука и широкий купол Форума, сверкающий тускло-серебряным блеском. Отсюда хорошо видна была и главная площадь со скульптурой – небольшого роста бронзовым человечком в шляпе.
Однажды – вскоре после того, как мы с Морганом впервые попали сюда — я спросил у местных, почему городок назван в честь лабиринтца. Местные удивились. «Почему лабиринтца? Тесла был фриландец. А по профессии? По профессии – мастер, конечно. Он жил на этом побережье, работал здесь. А потом ушел и оставил тут свою библиотеку. Тут возник город, именно из-за библиотеки. Мастера в память о нем стали хранить здесь некоторые свои книги, они очень уважали мастера Николу. Вон она, библиотека – на горе».
Если бы меня спросили, далеко ли Тесла от Границы, я бы не знал, что ответить. Чаще всего после перехода мы оказывались в пригородах. Но иногда – иногда нам приходилось сутками выбираться из леса. Граница Свободной Страны редко стоит на месте…
Происходит это так. Ты выходишь из Лабиринта, и Граница оказывается у тебя за спиной. Выглядит она чаще всего как ручей, или мелкая речка, или даже просто овражек с перекинутым мостиком. Проводник никогда не ошибется и не перепутает Границу с простой канавой. Обычный же фриландец в большинстве случаев избегает к ней приближаться. Я спрашивал у них, и они говорили: «Просто хочется остановиться и повернуть назад. Это похоже на какую-то тревогу или отвращение». Я и сам испытывал нечто подобное, подходя к Границе с фриландской стороны. Спустя час-другой в Лабиринте это ощущение пропадало.
Дозорные – которых в Пограничье много – специально учатся преодолевать это чувство. А вот обычные лабиринтцы не испытывают его вовсе. Поэтому Рыжий с Морганом без меня стараются не переходить здесь никакие речки ни по мостам, ни вброд.
Но, попытавшись найти тот же самый мостик в том самом месте, где ты вышел из Лабиринта вчера, ты почти гарантированно потерпишь неудачу. Ты пойдешь по знакомой дороге и наткнешься, например, на озеро. Или тропа напрочь потеряется в зарослях. Или уведет тебя высоко в гору, и ты будешь стоять на вершине, как дурак, и созерцать неописуемую красоту фриландских пейзажей. В которых на много километров вокруг не будет и следа Границы.
Однако еще я точно знаю вот что: любой проводник, и я в том числе, почти всегда безошибочно укажет направление, в котором необходимо двигаться, чтобы Границу все-таки найти. И противоположное – если ты хочешь, наоборот, от Границы уйти. Даже если еще вчера эти направления были совсем другими.
2.
Возле статуи на главной площади уже некоторое время происходило какое-то движение. Я прищурился. Несколько мальчишек, подсаживая один другого, взбирались на постамент. Мне показалось, что я расслышал их голоса. Дети тут всегда были точно такие же, как в Лабиринте. Один из пацанов встал на кромке постамента, балансируя руками, и я разглядел на нем пухлую курточку в разноцветных пятнышках.
Надо же! Выходит, дозорные были правы насчет этого малыша: он ходил в Страну и наяву. Причем вот что было удивительно: обычно пришельцы из Лабиринта годами блуждают по дикому Пограничью, прежде чем выйти хоть к какому-то жилью. Для детей Пограничье – это лес, ручьи, реки, море. Всё это населено множеством всякой твари, которая может:
быть разумной;
не быть разумной;
прикидываться разумной;
быть разумной, но не выглядеть таковой.
Но людей дети здесь обычно не встречают. Мне было гораздо больше восьми лет, когда я обнаружил, что Страна населена не только всякими диковинными созданиями.
Значит, этот малец – талантлив и шустр. Шустрее, чем был я в
