нельзя, но устоять так трудно.
Да что происходит такое, в самом деле?! Я словно стала сама не своя. Не хотела подчиняться, а все равно пошла убирать эту мерзкую грязь. И сейчас ненавидеть его должна, стараться хоть что-то делать, а не пускать слюни при виде красивой мужской спины. Всего-то спины! Еще неизвестно, каким он окажется спереди.
Будто улавливая мои мысли, мужчина медленно обернулся, и в тот же самый момент огонь в печи разгорелся сильнее, вспыхнул, разбрасывая вокруг золотые искры. И в без того теплой комнате сделалось невыносимо жарко. Я приложила ладони к пылающим щекам, стараясь хоть немного их остудить, да какое там! Жар растекся по телу, и даже без зеркала я прекрасно знала, что покраснела. Как школьница на первом свидании. Вот только школьницей я давно не было, да и на свидание все это совершенно не походило.
Горан впился взглядом в мое лицо, сам оставаясь таким же непроницаемым. У него вообще есть хоть какие-то чувства? Каменная скала, а не человек! Он и убивает, и помогает с одним и тем же выражением.
— Что ты делаешь? — мне надо было хоть что-то сказать. Слова царапали внезапно пересохшее горло. — Зачем разделся?
— По-твоему, мне следовало остаться в грязи? — он лишь слегка приподнял бровь.
Я опустила глаза вниз, на заляпанные навозом штаны. Они все еще были на нем, а вот сверху, на рубашку как раз ничего не попало. Тогда зачем Горан ее снял? И почему не снял все остальное? Или не успел?
При мысли, что он разденется совсем, у меня перехватило дыхание. Я точно сошла с ума. Или это тот самый пресловутый стокгольмский синдром? Когда жертва влюбляется в своего палача?
Да опомнись ты, наконец, Настя! Едва сдержалась, чтобы саму себя по щекам не ударить, чтобы привести в чувство.
— Где можно набрать воды? — я демонстративно огляделась по сторонам, отчаянно надеясь, что мужчина не заметит моего смятения. — Я могу постирать. Раз уж это из-за меня случилось.
Горан хмыкнул, коротким, резким движением дергая завязку на поясе штанов. Разулся, позволяя им сползти по ногам на пол. Теперь на мужчине остались только короткие холщовые панталоны, заканчивающиеся чуть выше коленей. Он нагнулся, поднимая испачканную одежду, и быстрее чем я успела отреагировать, швырнул ее в огонь. Пламя в печи тут же взвилось, вспыхнуло, поглощая внезапную добычу. Зашипело — и по комнате разлился душный запах горелой ткани.
Я смотрела, как огонь пожирает ее, даже несколько шагов поближе к печи сделала, несмотря на то что жар от нее сделался почти нестерпимым. Но это все равно было лучше, чем взглянуть на полуобнаженного мужчину, цепким, внимательным взглядом отслеживающего мою реакцию.
Глава 12
С самого начала все шло не так. С той самой минуты, когда его разбудил крик ночной птицы. Тревожный, жалобный крик.
Он хорошо знал всех лесных существ и то, какие именно звуки они издают. Эта же крикунья была ему незнакома. Она то ухала, то каркала, то начинала стонать и всхлипывать, будто плакальщица над умершим.
Какое-то время Горан лежал, прислушиваясь к этим чужим для него звукам и пытаясь понять, почему они вторглись в его покой и зачем лишили сна. До рассвета было далеко, а он нуждался в том, чтобы восстановить силы — предыдущие дни выдались более чем напряженными. Обычно ни звери, ни птицы не будили его. Но ни теперь. Теперь же вместе со странным криком в его сознание пробивалась настойчивая мысль о том, что неминуемо приближается что-то дурное. Страшное.
Когда такое случилось в прошлый раз, почти вся его земля вымерла. Мор пронырливой змеей проник в каждый дом, зацепил всех: и малых, и старых. Те, кому удалось выжить, еще долго-долго напоминали истерзанные, полуживые тени, бродя по опустевшим деревням и пытаясь найти не то спасение от душевных терзаний, не то сгинуть там, лечь рядом с теми, кто так и не нашел избавления.
Вместе с уцелевшими мужчинами Горан отправился на поиски ведьмы. Не мог не пойти, хоть и понимал, насколько это бессмысленно. Найти Стазу им не удалось. Выполнив свое черное дело, она исчезла так же неожиданно, как и появилась, ушла в небытие вновь на неведомое число дней и ночей. Она хорошо знала, как и где скрываться от преследователей. Знала, сколько времени пройдет прежде, чем уляжется основная волна гнева. Дети подрастут, и в их памяти сотрутся жуткие события прошлого, отнявшие близких и родных. Взрослые состарятся, и их воспоминания тоже ослабнут.
Горан уже не был ребенком, но и до старости ему было далеко. Он поклялся, что ничего не забудет. Ни сестренку, которой так и не суждено было стать невестой. Ни маленького брата, едва научившегося ходить. Ни нянюшку, что пела ему перед сном колыбельные. Поклялся, что все равно найдет ведьму. И заставит за все ответить. Рано или поздно.
Но годы шли, а ничего не происходило. Жизнь вернулась в его край, в деревнях снова стал слышаться детский смех, на полях закипела работа, люди выстроили новые дома и проложили новые дороги. О Стазе вспоминали все реже. Лишь в годовщину того страшного мора собирались на краю деревни, у погоста, чтобы вспомнить тех, кого потеряли тогда и вознести в адрес скрывающейся где-то ведьмы очередные проклятья.
А потом ему начали сниться странные сны. Они приходили снова и снова, с пугающей регулярностью, и новые почти в точности повторяли события предыдущих. Стаза не смогла одолеть его в реальной жизни и явилась мучить во сне, в отместку за то, что он решился выступить против нее.
Там, в этих снах, ведьма смеялась, убегая от него по залитому солнцем зеленому лугу. И бежала почему-то не в лес, не в дремучую густоту вековых деревьев, где было так легко спрятаться. Как будто и не нуждалась в укрытии. Он хорошо видел ее — и все равно не мог догнать. Ноги словно утопали в вязкой трясине, делались ватными и непослушными, Горан пробирался через невидимые преграды, спотыкался, падал, снова поднимался и снова пытался бежать за ней, пока смутный образ не таял где-то вдалеке. Не успевал догнать. Ненавидел себя за эту слабость, клялся, что в следующий раз у
