какой-либо культурный проект. Но жизнь показывает, что спонсорам всегда что-нибудь надо взамен.
— Вот это у него и спросишь.
В трактире на этот раз мы взяли не сорокаградусного, а нормального чаю. Вскоре подтянулся спонсор. К моему удивлению, он оказался не евреем, а греком, солидным мужчиной лет сорока в дорогом костюме.
— Костанди Александр Викторович, — представился он и без предисловий перешел к делу.
— Итак, господа, я предлагаю профинансировать издание ежедневной газеты, с тем, чтобы вы её редактировали. В наборе сотрудников можете не стесняться.
— Направленность издания?
— Радикально социалистическое.
Так, вот и дождались, появились чьи-то деньги на борьбу за права трудового народа. Впрочем, не наплевать ли?
— Александр Викторович, а чем ваш интерес? Честно говоря, вы не производите впечатление убежденного революционера.
— Интерес чисто финансовый. Я беседовал с Михаилом Соломоновичем на политические темы и я согласен, что левые идеи будут пользоваться все большей популярностью. А «Правда» и другие большевистские и анархистские газеты слишком уж академичные. Понятно, что их издают интеллигенты, которые много лет сидели в эмиграции и привыкли писать для таких же. Разве что, господин Сталин удачно пишет. Проще надо — чтобы рабочие понимали.
— А вы не боитесь, что мы с вашей помощью придем к власти?
— И что? Я бывал до войны во Франции и Германии и знаком с тамошними социалистами, которые входят в парламент, а возможно войдут и в правительство. Вы знаете, все эти господа говорят радикальные лозунги, а когда оказываются у власти, становятся весьма умеренными. Вы, к примеру, в курсе, что недавно в Петроград приехал господин Кропоткин?
— Конечно, я ходил его встречать.
— Вот. Был анархист, революционер, а теперь очень умеренный человек.
Я про себя подумал, что если история пойдет, так как в моем варианте, разочарование господина Костанди будет жестоким. Впрочем, кое-что, возможно, он заработать и успеет. Не все знают, что большевики не сразу закрыли все «буржуазные» газеты. Некоторые выходили аж до осени 1918 года. А эсеровские и меньшевистские даже дольше.
— Ну что же, давайте займемся работой.
Мы с Мишей стали думать над названием. Сперва я предложил просто и без затей — «Новая газета».
— Не пойдет. Есть «Новое время», а это буржуазное издание. Может «Единство»?
— А давай — «Рабочая окраина».
— А что красиво и со значением.
Вот так мы вписались в газетное дело. Миша взялся с энтузиазмом, заявив, что работать в бульварном «Петроградском листке» ему надоело. Оттуда же он перетащил нескольких журналистов, остальные согласились работать за гонорар. А в принципе идея была верной — ребята из «Листка» знали, как писать для народа. С организационными делами трудностей не было. Костанди попросту купил какую-то желтую газетенку, расположенную, кстати неподалеку, на Стремянной улице. Так что мы даже любимый трактир могли не менять. Тираж стремительно полез вверх и — и вскоре достиг двухсот тысяч — и это был явно не предел. Костанди разошелся так, что даже приобрел автомобиль — «Рено». Авто не имелось даже у «Петроградского листка», не говоря о «Правде». Я предложил ноу-хау, распорядившись написать на бортах логотип нашего издания. Так в этом мире пока почему-то никто не поступал.
Кстати, пристроил я туда работать и Светлану. Она совершенно спокойно отнеслась к тому, что я, так сказать, поменял цвет с черного на красный. Другие анархисты, кстати, тоже. Они были сторонниками Кропоткина, так что никаких принципиальных разногласий с большевиками у них не наблюдалось.
Единственное что их напрягало — так это большевистская партийная дисциплина. Так что они смотрели просто — если кто хочет лезть в это дело — так флаг ему в руки. Дескать, всё равно когда настанет время пойдем в одном строю…
Товарищ Сталин также отнесся к нашей затее, в общем, положительно.
— Это неплохая идея. Нам может пригодиться популярное левое издание, не связанное с партией.
Про себя я подумал, что такое издание, скорее всего, может пригодиться самому Сталину в его внутрипартийной полемике. В самом деле — можно ведь напечатать в нашей газете статью, разумеется под псевдонимом — а потом размахивать газетой на партийной дискуссии — дескать, видите — что пишут…
Строго по графику, 26 июля начался VI съезд РСДРП. Только на этот раз он был вполне легальным. Мероприятие произвело на меня сильное впечатление. В мое время считалось, что большевики были структурой вроде военной части — командир приказал, а остальные берут под козырек и бегут исполнять. Конечно, я уже убедился, что это, мягко говоря, не совсем так. Но я не мог представить, НАСКОЛЬКО это не так. Споры на съезде кипели как чайник, причем позиции различались очень серьезно. Одни предлагали прямо сейчас выйти из зала и даже без перекура двигать делать революцию. Позиция других сводилась к тому: ребята, а может, мы как-нибудь без резких действий обойдемся? Типа народ всё одно рано или поздно пойдет за нами. А ведь делегаты представляли конкретные организации с разных концов страны. И озвучивали их мнение, а не своё. Как мне пояснили в кулуарах, с этим было строго. К тому, кто начал бы нести отсебятину, по возвращении в родную организацию могли применить разные виды партийного воздействия — в том числе и дубинами по ребрам.
Но более меня умилило то, что множество времени было потрачено на базары о перспективах революции в Европе. Ну, в натуре, самое время!
Главным событием съезда было принятие в партию Троцкого. Причем, сразу же пропихнули наверх, правда, в отличие от моей истории, не ЦК, а только в кандидаты.
Вообще-то биография Давыдыча пока что шла идентично моей истории. Напомню, что большевиком он до этого не был. Меньшевиком, впрочем, тоже. Он известным веществом болтался между этими течениями.
Революцию Троцкий встретил в США. Судя по материалам, которые я читал в моем времени, в Америке он собрался осесть насовсем. Но когда у нас началось, он таки сорвался в Россию.
Правда, тут вышел облом. В Канаде британские власти сняли его с парохода и пихнули в концлагерь. Через некоторое время, правда, выпусти, и Троцкий добрался до Питера. Но он опоздал — все места были уже заняты. Давыдычу не удалось попасть даже в Исполком Петросовета. Троцкий пытался затеять какую-то свою структуру, но успеха на имел.
Пришлось идти на поклон к Ленину.
Тот предложил Давыдычу и его друзьям (числе которых был Луначарский) что-то вроде испытательного срока — дескать, идите, ребята, и занимайтесь пропагандой среди рабочих. Троцкий взялся за дело с энтузиазмом. Он постоянно мотался в Кронштадт. Я там в этом времени несколько раз бывал.
