Место было веселое. С самой революции там образовалась Кронштадтская коммуна, которая вообще никому не подчинялась. Ещё бы! Большинство морячков сочувствовали анархистам. Но, впрочем, Троцкого они тоже отлично принимали.
Но главной его вотчиной был цирк «Модерн». Это деревянное здание располагалось в Александровском саду на Петроградской — там, где в моё время находился театр «Балтийский дом». Митинги там шли каждый день — и посещали их, в основном, рабочие с Выборгской стороны.
Я несколько раз бывал на выступлениях Троцкого. И убедился — все многочисленные хвалебные высказывания об ораторском таланте Троцкого не передают того, что я увидел в реальности. Как оратор он был велик. В моём времени я не видел никого, кто доставал был ему хотя бы до колена. И народу нравилось. Атмосфера в зале напоминала мне ранние концерты Кинчева. Разве что люди смирно сидели, а не прыгали. Но эмоциональный накал был тот же самый. А ведь, в отличие от Кинчева, у Давыдыча не было музыкального сопровождения, аппаратуры и даже простого микрофона. Да и в цирк ходили не сопляки, а вполне солидные рабочие. Кстати, работницы тоже ходили. Некоторые являлись семьями, вместе с грудными детьми.
Зрелище было феерическое. Электрические лампы этого времени давали неяркий и желто-красный свет. К тому же никаких ограничений для курильщиков не существовало. Поэтому дыма было не меньше, чем на концертах рок-групп восьмидесятых[26].
А на арене зажигал Троцкий… Я даже исправил упущение того времени — договорился с киношниками, которые это сумели заснять. Заодно и записали аудиоряд. Может, повезет — и я сумею дожить до звукового кино…
В общем, заслуги Троцкого перед большевиками были несомненны — даже если не принимать в расчет версию об американских деньгах, которые Давыдыч подогнал Ленину. По крайней мере, на съезде никто особо не возражал, что его сразу пихнули так высоко. А ведь, как я сказал, это были не семидесятые, где на съезды приезжали в ладоши хлопать. Тут если что не нравилось — так возражали, причем порой в очень энергичных выражениях. Нет, матом на публичных собраниях никогда не говорили, но русский язык и без мата велик и могуч.
Точка поворота
До Луги на нашей редакционной машине мы добирались четыре часа. Дорога, кстати, была не такой уж и плохой — примерно как в дачном поселке моего времени, где жил мой приятель, у которого я часто гостил.
Долго, конечно, но иного выхода не было. Нам уже сообщили, что на подъезде к Луге железнодорожные пути забиты вагонами километров на десять. Поезда, разумеется, не ходили. Если бы я ехал только со Светланой, мы бы, конечно, без проблем раздобыли какой-нибудь паровоз. Благо железнодорожники ценили обе газеты, в которых я трудился.
Но с нами ехал наш редакционный фотограф Коля Кухарский. А что такое фотограф в это время? До появления «лейки»[27] было еще десять лет. А вообще-то компактные фотоаппараты стали пригодны для серьезной съемки только в тридцатых. Пока же аппарат представлял довольно тяжелый ящик, да плюс к нему — деревянный трехногий штатив. Так что фотографам было нелегко. Я их понимал. Был у меня период в жизни, когда я бегал по пересеченной местности с «Бетакамом»[28] на плече. Тоже тот еще гроб. И ведь нынешние аппараты были не менее хрупкими, чем «Бетакам».
Так что машина была необходима.
А чего мы поперлись в эту самую Лугу? Наблюдать встречу рабочих и матросских отрядов с казачками генерала Крымова.
Корниловщина началась в этой истории раньше. Так, знаменитый манифест Корнилова появился в печати 12 августа[29].
Первоначально история шла несколько иначе. Всё-таки у власти было не левое правительство Керенского, а старое — князя Львова, которое оставалось кадетским, хотя к этому моменту изрядно разбавленное левыми. Так что генерал действовал гораздо решительнее и жестче. Он просто потребовал поставить его во главе страны. Впрочем, манифест был примерно тем же самым. Из него я понял, что прозвище Корнилова — «лев с головой барана» — вполне оправданно. В данном документе Корнилов обещал запретить забастовки на железной дороге, поставить на всех крупных станциях военные суды, которые давили бы выступления силой оружия.
Ну не идиот ли? Да где он рассчитывал взять столько солдат, готовых стрелять в рабочих? Не 1905 год стоял на дворе. И вообще. Это ж надо додуматься до такого — попытаться наехать на ВИКЖЕЛЬ, мощный профсоюз железнодорожников, у которого было полно амбиций — и сдаваться он не собирался. К тому не знал генерал, что кроме обычной забастовки бывает и итальянская[30]. Не говоря уже о саботаже.
Так что Корнилов в любом случае получил бы в случае прихода к власти полный паралич транспорта. И значит — ни о каком продолжении войны, о котором он так пекся, речь уже не шла бы.
Да и то сказать. Ни один вменяемый политик не грозит репрессиями ДО прихода к власти. Представьте, что Гитлер году эдак в тридцатом честно бы говорил: вот придем к власти, все профсоюзы и партии, кроме своей, запретим, всех несогласных посадим в концлагеря, промышленность и военных поставим под свой полный контроль? Я сомневаюсь, что у нацистов в этом случае что-нибудь бы получилось.
Любой политик, идущий к власти, обещает всем всего и побольше. А уж дорвавшись и укрепившись… Вот тогда и можно начинать. Дескать, извините, ребята, но обстоятельства вынуждают кое-кого посадить, а кое-кого шлепнуть… Такая позиция позволяет разбить потенциальных противников по одиночке. Пока мочишь одних, другие сидят на заднице смирно, веря, что до них не доберутся. Именно так Гитлер и поступил. Сначала разобрался с коммунистами, затем с социал-демократами и профсоюзами, следующими на очереди вышли правые оппозиционеры. А потом уже без проблем построили военных и промышленников.
Что касается князя Львова, то он блеял что-то невнятное. Дескать, так нельзя делать, переть против демократического правительства нехорошо…
Люди, не подкованные в политике, сочли главу Временного правительства трусом и тряпкой. Подкованные же расценили ситуацию по иному — князь попросту сливал власть Корнилову. Чисто по интеллигентски. Собирался жевать сопли до того момента, когда корниловцы не вошли бы в Петроград. А там заявил бы — дескать, ничего не поделаешь, мы подчиняемся силе…
Разумеется, среди членов левых партий, в Петросовете и в профсоюзах подкованных в политике товарищей имелось достаточно. И они уж постарались объяснить своё понимание ситуации остальным. Тем более, что большевики явно и без меня знали всё заранее. Так что мероприятия у них были
