усмехнулся генерал, вынимая шпагу.
– У меня бомбы, – сказал я.
– Отлично! В атаку! – крикнул Милорадович, и сам первым ринулся к дыре.
Пули зашлёпали по камням вокруг нас. Старые бывалые солдаты закрыли своими телами Милорадовича и Константина.
– Не сметь! – строго сказал генерал. – Что вы удумали, ребятушки?
– Так, стреляют же, – сказал один из гренадёров.
– Суворов увидит, потом смеяться надо мной будет, – отстранил их Милорадович. – Бомбы давай и фитили! – приказал он.
– Добров, вам страшно? – задыхаясь, спросил Константин трясущимися побледневшими губами.
– Очень! – честно ответил я, и пуля тут же снесла с моей головы шляпу.
Меня всего передёрнуло. Я пощупал макушку. Цела. Рядовой Таракан, шедший сзади, нахлобучил мне шляпу обратно на голову. Подпалили фитили на гранатах и закинули в туннель. Грохот, крики. Скалы вздрогнули. Из дыры повалил дым. Мы бросились вперёд. Орали, что есть мочи «Ура!». В темноте, в дыму ничего не разобрать. Я то и дело спотыкался о тела убитых. Дышать было невозможно. Но впереди маячило светлое пятно. У меня закралась страшная мысль: почему пушка не стреляет? Ждут, когда подойдём ближе, и тогда одним картечным выстрелом нас всех перемелет.
Светлое пятно все больше и ближе. Вот и пушка. Брошена. Вокруг убитые французы. Все же наши гранаты их достали. Вырвались из туннеля, и схлестнулись в штыковую. Милорадович впереди всех. В левой руке тесак. Им он отбивал штыки. В правой шпага: колол резко, умело… Мундир его сразу же изорвали. На лице кровь. Сверху на головы французов сыпался отряд полковника Трубникова. Такого натиска французы не ожидали и спешно оставили позиции, отойдя за мост. Вражеские сапёры принялись крушить малую арку.
– Мост ломают! – закричал Милорадович.
Солдаты кинулись к переправе. Но было уже поздно. Замковый камень рухнул в бурлящую реку. За ним стали осыпаться крылья моста. Завязалась жестокая перестрелка. К мосту никак не подойти. В это время Егеря Тревогина ударил в тыл французам на том берегу. Те стали срочно отходить.
Милорадович приказал выкатить из туннеля брошенную французами пушку. Там же нашлось три картечных картуза. Дали залп по противоположному берегу.
К нам пробрался Суворов.
– Что с мостом? – беспокоился он.
– Частично разрушен, – ответил Милорадович.
– Надо восстановить, иначе отряд Тревогина перебьют.
Неподалёку стоял какой-то бревенчатый сарай. Его мгновенно разобрали. Но бревна оказались короткими.
– Шарфами вяжи! – крикнул майор Мещерский и первым стал разматывать с пояса офицерский шарф.
Мы последовали за ним. Шарфы передавали солдатам, те ловко связывали ими бревна. Гренадёры смело полезли через провал по шаткой переправе.
– Офицеры, вперёд! – закричал Милорадович, и сам, пробежал по связанным брёвнам на другой берег.
«Ура!», – сотряслись горы от победного крика. Даже рёв водопада его не мог заглушить.
Передо мной возник провал. Внизу бурлила и пенилась вода. Три ряда брёвен, связанных шарфами. Подумал встать на четвереньки и переползти. Стыдно на четвереньках.
– Не дрейфь, ваше благородие, – нетерпеливо кричал сзади Григория. – Один раз умирать.
Я шагнул вперёд. Все кругом закачалось.
– На меня смотри, дурень, – позвал фузилёр, стоявший на той стороне. – Не глазей вниз.
Он протянул мне приклад. Два быстрых шага, я уцепился обеими руками за приклад и выпрыгнул на камни.
– Вот и все, ваше благородие!
Следующим перебрался Константин, потом Аркадий.
Милорадович возглавил атаку и гнал французов, не давая им закрепиться. Путь на Альтдорф был открыт. Мы шли всю ночь, преследуя неприятеля. Откуда только взялись силы, но мы без устали взбирались на скалы, вступали в штыковой бой, после бежали вниз по склону, наступая на пятки противнику. Константин держался рядом со мной. Его оберегали дюжина казаков. Французы бросали ружья и разбегались прочь, как только видели бородатых коренастых казаков с кривыми саблями в руках.
Иногда попадались горные потоки. Французам удавалось частично разрушать мосты. Но наши пионеры их быстро восстанавливали. Где-то на полдороге Великий князь выдохся и отстал. Я же шёл вперёд вместе со всеми. Не упускал из виду генерала Милорадовича. Он все поторапливал солдат. Первым бросался в схватки. На рассвете была дана команда на привал. Авангард Милорадовича сменил корпус Багратиона.
Ужасно хотелось есть. Сухари почти закончились. Холодно. У костров не согреться. Хворост едва тлел. Ветер уносил тепло. Я с ужасом заметил, что сапоги мои начали разваливаться. Мысы отклеились от подошвы. Но починить их не было никакой возможности.
– Придумаем что-нибудь, – обнадёжил меня Григория. У него у самого башмаки «каши просили».
Утром шли в сыром тумане. Холод пронизывал до костей. Одежда влажная. Сапоги мои чвакали. Обмотки промокли. Пальцев на ногах я вообще не чувствовал.
По цепочке пронеслось: «Бой под Альтдорфом. Прибавить шаг». Эхом по горам прокатывались отзвуки канонады и ружейного треска. Пахнуло резко пороховым дымом. Ущелье раздвинулось, и перед нашими взорами открылась долина. Каменные домику ютились у берега голубого озера. На склонах ровными рядами шли виноградники. Казалось, в домах сухо, тепло и уютно. Красные черепичные крыши, дым из труб.
Авангард Багратиона так напористо и быстро вытеснил французов, что они бросили магазины и пушки. Продовольствия хот и немного осталось в магазинах, но и этого было достаточно накормить уставших голодных солдат.
Мы с Константином и Аркадием ввалились во двор одного их домиков и улеглись в хлеву на солому. Сил не было двинуть ни рукой, ни ногой. Овцы испуганно жались в углу. Корова протяжно мычала. За ней прятался телёнок. Вошла старушка в белом платке и таком же белом фартуке.
– Господа солдаты, у нас ничего нет, – сказала она настороженно.
– А нам ничего и не надо, – ответил Константин. – Отдохнём – и уйдём.
– Господа солдаты не будут нас грабить?
– Мы – русские. Нам чужого не надо, – ответил я.
– Вот, – Константин вынул из кармана пару серебряных монет и протянул хозяйке. – За беспокойство.
Старушка ушла. Вскоре вернулась и уже добродушно сказала:
– Господа солдаты, просим отужинать.
Мы удивились, но кое-как поднялись и прошли в низенький домик с островерхой крышей. На столе нас ждал горшок с гороховой похлёбкой и каравай свежего хлеба.
* * *
Суворов приказал всем старшим офицерам явиться в штаб. Главнокомандующий кутался в плащ. Его тщедушное тело сотрясал кашель. У стола с разложенными картами стоял, вытянувшись в струнку, побагровевший подполковник Вейротер. Милорадович и Багратион тут же рядом, мрачные, злые. Розенберг что-то бубнил, склонившись вместе с генералом Дефельденом над картами. В уголке на низеньком табурете сидел Антонио. В зубах потухшая трубка.
– Да хватит вам! Ничего вы не найдёте, – раздражённо сказал Суворов Розенбергу и Дефельдену. Генералы выпрямились. – Ну-с, сударь. – Остановился главнокомандующий возле багрового подполковника Вейротера. – Где же эта, ваша дорога по берегу Люцернского озера.
– На всех
