картах она есть, – запинаясь, ответил австриец.
– На вашей карте она есть, – поправил его Суворов. – А в природе её нет! Как вы это объясните?
– Возможно, в штабе ошиблись, – тихо предположил Вейротер.
– Не слишком ли часто в австрийском штабе стали ошибаться? – глядя прямо в глаза подполковнику, спросил Суворов.
Лицо Вейротера из бардового сделалось фиолетовым, но он стоически молчал.
Суворова сотряс очередной приступ кашля.
– Господа, диспозиция следующая: никакой дороге по берегу Люцернского озера нет. Все лодки, баржи и другие плавучие средства французы угнали с собой.
– Строить плоты, – несмело предложил генерал Дефельден.
– Сколько же их надо, этих плотов? – охнул Милорадович.
– А у того берега нас будет ждать вражеская артиллерия, – подвёл итог Багратион. Наши плоты будут отличными мишенями.
– Мы опаздываем на целые сутки, – напомнил Суворов.
– Надо отступать обратно на Сен-Готард, – решительно сказал Розенберг. – Армия голодная, уставшая, с ограниченным запасом пороха.
– Там, за хребтом Римский-Корсаков. Вы мне предлагаете его бросить?
– Так, как же мы достигнем Швиц? – пожал плечами Розенберг.
Повисла напряжённая тишина.
– Позвольте, Александр Васильевич, – подал голос Константин. – Возможно ли это? Зима. Путь не изведан…
– Для русского солдата все возможно. Через любой хребет должна быть дорога. Тяжело… Понимаю… Но иначе нам не выиграть. Сами опозоримся и товарищей оставим на погибель.
– Это – безумие, – вдруг очнулся подполковник Вейротер. – Австрийские солдаты не пойдут через хребет.
– Не пойдут, тогда я прикажу вас расстрелять, – жёстко сказал Суворов.
– За что? – возмутился Вейротер.
– За бездарность, – ответил главнокомандующий.
– И за предательство, – сверкнул огненными глазами в его сторону Багратион.
– Я не позволю себя оскорблять! – осмелев, возмутился австриец.
– Хотите сделать мне вызов? – вспыхнул Багратион.
– Какой вызов? – усмехнулся Милорадович. – Давайте скажем казакам, чтобы его прибили, а в рапорте напишем: сорвался со скалы.
– Довольно, господа, – оборвал их Суворов. – Потехе – час, а делу – время.
Суворов обратился к проводнику:
– Антонио, разве вдоль озера была дорога на Швиц?
Проводник медленно вынул трубку изо рта.
– Не было никогда, – ответил он. – Дорогу хотели строить. Несколько раз начинали, да так и не проложили ни версты. То, что у вас на картах обозначено – это проект.
– Подскажи, есть какие-нибудь тропы? – попросил Суворов.
– Охотничьи тропы есть, но в эту пору по ним идти – полное безумие. В горах, наверное, снегу – по пояс.
– И все же, – настаивал Суворов.
Антонио поднялся, подошёл к столу.
– Вот здесь, – указал он мундштуком трубки на карте. – Слева от озера есть две тропы от Зедорфа через Бауен, Эматтен, Бекенрид и Боукси; другая начинается от Атингаузена к аббатству Энгельбергу. Но рекомендовать их не могу. Только опытный егерь здесь пройдёт. Подготовка нужна и амуниция соответственная.
– А по правому берегу? – допытывался Суворов.
– По правому – совсем все плохо. От озера тянется Шахенская долина. Узкая, но по ней идти можно. По тропе попадаем к проходу Клаузену в верховьях Линты.
– Не подойдёт, – отверг Суворов. Мы выходим далеко от намеченной позиции.
– Могу предложить ещё один путь: идти обратно по берегу Рейсы до Амстега, далее по Мадеранской долине.
– Мы к Швецу выйдем только через неделю, – отверг и эту дорогу Суворов.
Антонио пожал плечами.
– Но подскажи ещё какой-нибудь путь, пусть самый безумный, – требовал Суворов.
Антонио почесал бороду, прокряхтел недовольно.
– Есть такая тропа. Но она, действительно, для безумцев. Вот здесь, – ткнул он мундштуком в карту. – Из Шахенталя, через хребет Росшток. Тропа выводит прямо в Муттенскую долину. А там прямая дорога в Швиц.
– Ты ходил по этой тропе?
– Один раз чёрт меня дёрнул взобраться на Росшток. Но то было летом. Там только олень может пройти, да смелый охотник.
– Где пройдёт олень, там и русский солдат пройдёт, – решил главнокомандующий. – Что у нас с продовольствием? – обратился он к интенданту из австрийского штаба.
– С жёсткой экономией хлеба хватит дня на два. Обоз сильно растянут. Казацкие лошади почти все обезножены. Многих пришлось пристрелить. Ещё больше погибло, срываясь в пропасти.
– Что слышно от генерала Линкена? Где его отряд? Он должен был идти мне навстречу по долине Линта.
– Ничего.
Через Росшток
В пять утра армия была поднята по тревоге. Ночной мрак укрывал горы вместе с низкими облаками. Дождь не прекращался со вчерашнего вечера. Промозглый ветер гулял по ущельям. Авангард Багратиона двинулся в горы. За ним последовал корпус Дерфельдена и бригада Ауфенберга. Замыкал колонны, обоз с артиллерией и продовольствием. Корпус Розенберга остался в арьергарде. Розенберг, как самый опытный и осторожный генерала, отвечал за тыл.
Я попросился в авангард. Суворов разрешил. Князь Константин выразил желание идти вместе со мной. Подниматься было ужасно тяжело. Я спешился, чтобы моей лошади было легче взбираться на кручи. Константин тоже слез с коня и пошёл рядом. Шли по узкой тропинке затылок в затылок. Местами тропинка обрывалась, и ноги по колено поваливались в подтаявший снег. Временами налетали низкие тучки, и с неба брызгала холодная морось. Плечи, шляпа покрывались ледяной коркой.
Иногда мы останавливались и жались к скалам, давая лошадям, тащившим пушки, пройти вперёд. Авангарду определили две пушки. Однажды одна из таких упряжей сорвалась нам на голову. Я услышал «Берегись!». Лошадь поскользнулась и полетела с верхнего уступа, увлекая за собой ствол орудия. Мы шли цепочкой след в след, но отскочить было некуда. Я присел, вжался в холодные камни и с ужасом наблюдал, как туша лошади, кувыркаясь, летит прямо на нас, а вслед за ней подпрыгивает ствол орудия. Казалось, это падение длилось мучительно долго, и ничего нельзя было сделать, негде укрыться. Тело лошади сбило двух солдат в пропасть. Орудие гулко ударилось о скалу в трёх аршинах выше, подпрыгнуло и перелетело через наши головы, едва не задев.
– Пронесло! – выдохнул Константин и громко задышал.
– То ли ещё будет, – вздохнул Григорий. Он вёл мою лошадь. Она храпела, упиралась, но хватка у Таракана была железная. – Ничего. Ещё не такое бывало, – успокаивал он нас.
К полудню все изнемогали от усталости и холода. Вновь полил дождь. Остановились на короткий привал. Ободрали все кусты в округе и попытались развести костры. Дыму было много, а огонь едва теплился. Сухари размокли и превратились в кашу. Из этой каши делали лепёшки и клали на горячие камни у костра. Константин выудил из кармана камзола крошки раскисшего сыра, разделил между офицерами. Можно было эти крошки смешать с кашей из сухарей.
– Сыр гнилой, – сказал с отвращением Григорий. – Весь в плесени. Я его коняге пытался скормить, так она не жрёт.
– Какой сыр? – не понял я.
– Тот, гнилой, что нам в припасы давали.
– А
