степи подумал бы, что наконец-то он добрался до города. Но Нюську не обманешь, привыкла к ночной степи. Знала — впереди не город, а просто работают комбайны. На каждом агрегате пять больших ярких звезд. Если звезды горят и движутся — работа идет успешно. Если же начинают меркнуть и замирают на месте — значит, притомились ребятки, решили сделать передышку, а может, произошла поломка. Вот таких-то пять потускневших глаз и заприметила Нюська. Еще увидела костерчик, человеческую тень и свернула на неизвестную загонку. Решила узнать, нет ли поблизости попутного транспорта, заодно отругать неосторожного — какое он имеет право разводить огонь рядом с пшеницей.
У костра, обложенного со всех сторон кирпичами, сидел скуластый черноглазый парень и что-то обтачивал рашпилем. Когда Нюська подошла, он вздрогнул и спросил, откуда она свалилась?
— С луны, — отшутилась девушка и поинтересовалась, чья бригада здесь работает, почему стоит агрегат и где с него все остальные люди. Оказалось, что комбайнер отдыхает. В его отсутствие произошла поломка; пользуясь этим случаем, ребята уехали на усадьбу, кстати, по пути сообщат о неполадке в поселок отдыхающему комбайнеру. Узнав, что здесь работают москвичи, Нюська даже обрадовалась. Пусть попробуют перегнать уральцев столичные студенты! Когда еще комбайнер заявится!
— А он теперь и не нужен, — заверил парень в ответ на ее лицемерное соболезнование. — Сам справлюсь.
— Вы из машиностроительного, — догадалась Нюська.
— В университете на филологическом учусь, а до этого в подмосковном колхозе трактористом работал. — И ошеломил: —Приеду, такие стихи напишу! Такие стихи…
— Стихи? О чем?
— О целине, о людях, обо всем этом, — он сделал широкий жест, словно собираясь обнять необозримую ширь, — и о тебе напишу. О золотой девушке, которая явилась ночью, — добавил он тихо.
Больше ничего не сказал, смущенно отвел глаза и попросил чуть-чуть ему помочь. Он долго копошился под комбайном, что-то подкручивал, постукивал; Нюська сидела на корточках, подавала нужный инструмент, боялась, как бы не попортить маникюр, и потихоньку злилась. Поэт несчастный! Чего доброго, и на танцы опоздаешь из-за него! Занесла же нелегкая именно на эту загонку!
Когда он закончил работу, сказал спасибо и, конечно, спросил, как ее звать, Нюська замерла. Назвать свое имя, но оно такое прозаическое, незвучное — Нюська.
— Северина Новицкая из Перми, — выпалила она и заспешила прочь. — Затуши костер! Поэт! Хлеб спалишь, — крикнула уже на ходу.
Отошла немного, перевела дух, прислушалась. Позади затарахтела машина, обрадовалась, обернулась…
Уже не горит притушенный костер, лишь сизая струйка дымка лениво тянется вверх и серебрится в лунном свете, а трактор… Трактор, довольно пофыркивая, движется по загонке, тянет за собой звездный комбайн. Видно, как пригибается пшеница, как, подрезанная, клонится в приемник.
Хорошо работать в такую ночь — росы нет, прохладно. И вот тут произошло непонятное. Такое случается раз в жизни, и обязательно с каждым. Хотела девушка продолжать путь, а ноги точно пристыли. Если бы на концерт пошел этот глазастый парень, немножечко смешной, немножечко неуклюжий. Если бы он пригласил Нюську на румбу… Если бы… Да какое ей дело до этих несчастных танцев и до того кто работает на этом участке — москвичи или уральцы, ленинградцы или украинцы!
Самое главное, разве этот «несчастный романтик» справится один? Чертовски трудно работать одному!
— Поэт, подожди! — звонко крикнула Нюська, и ноги понесли ее наперерез идущему агрегату.
Он нисколечко не удивился, не рассыпался в благодарности. Взял из Нюськиных рук узелок с туфлями и косынкой, положил в кабину на сиденье. Критическим взглядом окинул ее модную юбку с разрезом на боку.
— Можешь не разглядывать, — обрезала она и бросилась к копнителю.
Такой трудной ночи еще не выпадало на Нюськину долю. Будто в насмешку над ней, желая испытать ее ловкость и выносливость, парень гнал трактор так, что Нюська едва-едва успевала на поворотах загонки перебираться на другую сторону копнителя, едва успевала спускать солому. Ее трясло, она подпрыгивала, ударялась о поручень — по лицу и спине катился градом пот. Она забыла о маникюре, об уложенных колбасках на голове и только сплюнула, услышав, как треснул и разошелся подол юбки. Она задыхалась, чуть не плакала, но сдаваться не хотела. «Только бы не осрамиться, не запищать», — билась мысль. Обрадовалась, услышав сигналы машины. Сейчас начнут спускать зерно — можно передохнуть.
Подошла пятитонка, засигналила, мигнула глазищами, послышался голос водителя:
— Разгружайся, Сергей…
Нюська соскочила с копнителя.
Сергей сбавил скорость, высунул из кабины встрепанную русую голову, махнул рукой.
— На ходу будем разгружать! — догадался водитель. — Прыгай, золотая! Открывай задвижку! — и поехал сбоку, приноравливая подогнать кузов машины под бункер.
Хорошо сказать «открывай»! Задвижка долго не поддавалась. Вот-вот зерно потечет через край бункера. Наконец справилась, ободрав при этом ноготь. Посасывая ноющий палец, Нюська следила за тугой золотистой струей зерна, падающей в кузов машины, и думала, что ночь эта, необыкновенная ночь, надолго останется в памяти.
Машины подходили еще несколько раз, и каждый раз Нюська сначала кляла все на свете, потом успокаивалась, испытывая непонятную радость.
Ночь уходила, в степи начало белеть. Выпала обильная роса, заискрились колосья пшеницы, и долгожданный отдых наступил сам собой. Спрыгнув с копнителя, Нюська устало вздохнула, опустила глаза на юбку, провела ладонью по волосам и испугалась. Чучело!
Не дождалась, пока парень вылезет из кабины, помчалась прочь. Слышала, как он кричал, звал, и бежала все сильнее. Лишь у стана вспомнила, что забыла туфли и Севочкину косынку. Но не вернешься обратно — чего доброго, опоздаешь на смену. Целые сутки она почти не спала — и работала не хуже других. Нет, она совсем-совсем не виновата. Ничего особенного! На ее месте так поступила бы каждая!
ВОЛЬКА
Волька лишь на вид казалась сорвиголовой, задень — не обрадуешься: спуску не даст. А в самом деле сердце у нее доброе, большое сердце, справедливое. Может быть, такой характер и помог Вольке найти правильное решение и справиться с теми неприятностями, которые посыпались на нее. Речь идет не о работе — на целине все крепко трудились. О другом хочется рассказать…
Все началось с того утра, когда Володька примчался и стал требовать у бригадира человека себе на агрегат. Девушки только вернулись с ночной, стояли в сторонке и помалкивали. Не улыбалось работать вторую смену, да еще у таких шалопаев. Недаром от них Тонечка подалась на ток, и другая девчонка сбежала — лодыри, плетутся в хвосте.
Чертыхается Володька, спорит с бригадиром, упрашивает, чтобы послали девушку, которая по утрам зарядку делает.
И вдруг выглядывает из палатки Волька. Едва на ногах держится — шутка ли
