простоять на копнителе двенадцать часов! А тут еще за ухом фурункул вскочил, замучил. Она, бедняжка, так умаялась, что решила сначала отлежаться, а потом уже бежать на озеро помыться. Ахнуть никто не успел, как Волька что-то шепнула бригадиру и за Володькой пошла.
Не могла терпеть, чтобы человек унижался и просил.
Вернулась поздно, совсем разбитая и злая, как никогда. Повалилась снопом, часа два проспала и снова на пахоту умчалась. С этого дня пошло — днем Вольки нет на стане, ночью — тоже. Изредка проснется Лида, видит, лежит в ногах грязная как трубочист и похрапывает сладко. Сбегать на озеро аил не хватало, а постель боится запачкать; так, где попало, и свернется клубочком.
Девушки пробовали уговаривать уйти с этого агрегата. Чего ей надо было? Работала в смене с Люсей у лучшего комбайнера, и вдруг сглупила. Хоть бы со сменщицей стояла «а копнителе, а то одна почти круглые сутки мается. Лида требовала, чтобы Волька шла к бригадиру, просила человека в помощь. Но разве скоро найдешь в такую жаркую пору человека. Да и с Волькой не легко сговориться. Сопит, заладила свое: «Я пока в форме и унижаться не намерена». А какая там «форма», если прекратила утренние пробежки. Даже на стане сделалось как-то неприветливо — привыкли видеть на заре мелькавшую за курганчиками малиновую майку.
Пинцет и тот затосковал — каждое утро принимается скулить у палатки, Вольку вызывает. Вместе с ней бегал пес.
А тут однажды приходят девушки со смены, видят возле палаток легковушку. Сам секретарь райкома пожаловал — он частенько наведывался. В этот раз не спросил, как живут, работают, нет ли больных, чем кормят. Оказывается, приехал из-за Вольки. Она так заработалась, что уже месяц с лишним не писала домой и на письма не отвечала. Родители всполошились, помчались в институт, а оттуда — телеграмма в адрес райкома с просьбой узнать, что случилось.
За компанию с Волькой досталось и остальным ни за что ни про что, «почему допустили такое дело…»
— Погоди, — сказала тогда рассерженная Люся, — поговорю с ней по душам. Знаю ее характерец. Надо только момент подобрать…
Наступил момент для разговора «по душам». Как-то раз пришла Севочке из дому посылка, сидят девушки» разбирают ящик, а тут и Волька прибежала. Люся мигнула остальным, чтобы не вмешивались, сунула ей банку со сгущенным молоком.
— Ешь, это твоя доля. Между прочим, ты здорово похудела! Сколько за сутки убираете? - Вчера три с половиной нормы дали…
— Здорово! Вот тебе и отсталые! — не удержалась Севочка, но Люся свела брови, подала знак молчать.
— А мы по пяти берем. Александр Петрович тебя обратно зовет. Переходи, а?.. Учти, работать легче и заработок больше. Ты ведь хотела лакировки купить? А потом нашему агрегату обязательно дадут грамоты и премию обещали. И чего ты связалась с такими…
— Они славные. Юрка говорит, мертвым лягу, а догоню Александра Петровича. И Володька подтягивается. Перевоспитывается понемногу, ругаться совсем перестал. Чудак, стихи задумал писать.
Все дело испортила Нюська. Фыркнула в кулак, да и выпалила:
— Таких, как Володька, не перевоспитаешь. Настоящий хулиган. Говорят, в прошлом году его судили за драку. Чуть освободится — и пошел с гармошкой по степи шататься, орет во все горло, отдыхать не дает. И Воронов хорош! Знаем, как ты за него пашешь, а он к жинке в поселок бежит или спит…
Лучше бы Волька раскричалась, как всегда. Нет, встала, побледнела, говорит спокойно, лишь глаза цыганские от гнева посверкивают. Конечно, с орденоносцем работать интереснее и легче. И грамота обеспечена, и деньгами не обидят! Но лично она приехала сюда не за премиями и благодарностями. И людей в беде не оставит — кто к ним пойдет в такое горячее время. И лакировки ей не нужны! А Володьку пусть тоже не задевают! Чтобы человека узнать, надо «пуд соли с ним съесть»! А Воронов… Он жену свою крепко любит, беспокоится. Вот любовь и зовет его в поселок!.. И чтобы она, Волька, больше не слышала таких разговоров, иначе рассорится со всеми насмерть…
Прошло еще несколько дней, и опять навалилась на Вольку неприятность. Случилось так. Получили девчата аванс и в выходной день решили добежать до поселка — посмотреть, не завезли ли в магазин свежих помидоров или чесноку. Очень скучали об овощах! Заодно и на почту собирались заглянуть. Написали коллективное письмо Волькиным родителям, чтобы не волновались, решили сдать заказным.
Входят в магазинчик, а там полным-полно женщин. Увидели девушек, зашептались. Одна пухленькая, быстроглазая двинулась на них, уперла руки в бока и спрашивает:
— А ну, которая из вас тут Волька?
Люся ответила, что Волька в поле. Оказывается, какая-то старуха наплела, будто Волька бегает за Вороновым. Сама слышала, как тракторист говорил директору совхоза, что, мол, такую нельзя выпускать из рук. Оставить на целине надо, замуж выдать. Он и сам, мол, не прочь такую жинку иметь… Ну, жена и поверила бабке.
Слушают девушки, как распекают подругу, от возмущения растерялись, слова не могут выговорить. Волька?! Это Волька, которая и на пар-ней-то не смотрит, попала в такую беду. Но как докажешь правоту, если женщина и слушать ничего не хочет. Хорошо еще, Люся опомнилась. Отвела молодушку к окну, спрашивает: каким видом спорта ее муж занимается, имеет ли мировой рекорд, может быть, он знаменитый вратарь или лыжник? Та опешила от таких вопросов и говорит, что Сашка Воронов ее муж, и самый обыкновенный тракторист.
— Тогда можете быть спокойны, — веско заверила Люся. — Наша Волька на самых обыкновенных и не смотрит. Ей подавай мировое имя. Да к тому же ваш муж и тракторист-то не важнецкий. Волька не уважает его. А что она на поле круглые сутки торчит и трактор за вашего мужа водит, вы сами виноваты. Волька знает, как он вас любит, и отпускает его в поселок. Насчет Вольки можете не волноваться, у нее дисциплина спортивная!
Успокоилась молодушка, заулыбалась, вздохнула облегченно.
Не хотелось девушкам расстраивать Вольку — решили обо всем умолчать. Пусть сама узнает, может, уйдет с беспокойного агрегата. Конечно, Волька узнала обо всем. Заявилась с загонки раньше обычного, вошла в палатку и опустилась тут же у входа. Хмурая, осунувшаяся, в глазах слезы застыли. Никогда и никто не видел, чтобы Волька плакала, а тут…
— Девочки, что же это такое? — спросила она почти шепотом.
Люся опустилась рядом с ней, обняла ее, точно маленькую, по кудрям гладит, уговаривает:
— Как не совестно! Слушать всякие сплетни! Мы ведь знаем тебя!
— Я не об этом! Обидно очень. Ведь
