у меня не получалось. Первый блин комом…
Конечно, Галя не рассказала девочкам о конфузе. В первый раз такое может случиться со всяким…
ДЕД С БАХЧИ И ГАЛЯ
Дед Перепелочка окинул взглядом окрестность, прижмурился от ударившей в глаза желтизны. Налилась пшеница! Того и гляди, колос брызнет зерном. Пора убирать, а ведь только-только с рожью и просом справились. Ну и пекло! Солнце будто нарочно жарит, испытывает человеческое терпение. Ковыль совсем высох, стружкой шелестит. Потрескалась земля, пить просит. А люди терпят! Упорствуют, стоят на своем, трудятся. Даже по ночам машины снуют и рокочут на загонках.
Старик расстелил в меже рогожу, поглубже натянул соломенную шляпчонку, поудобнее устроился. Любил с этого места наблюдать, как по дороге машины бегут. Иную остановит, поговорит с водителем, узнает, что творится на участках, кто впереди идет. Вон показалась пятитонка, не мешало бы остановить и наказать, чтобы в поселке купили самосаду. Проскочила мимо — видно, торопится. За поворотом затарахтели колеса телеги, вынырнула лошадиная голова — в поселок за водой погнали. Нет, остановилась лошадь. Дед насторожился, прижался к рогожке поплотнее, догадался, зачем пожаловала девчонка, сползшая с телеги. Понятно! Оглядывается, в руке мешок. Присела, и змейкой-змейкой к бахче… Сизая бородка старика задрожала от негодования! Среди белого дня! Разбой да и только!
Сторож налетел на Галю в тот самый момент, когда она старалась закатить в мешок громадный арбузище. Схватил за руку, потащил с поличным к шалашу. Усадил на опрокинутое ведерко, ткнул носком опорка в пучившуюся мешковину, гневно спросил:
— Это как называется?
— Кавуном, — помедлив, ответила перепуганная Галя.
— Воровством называется. Твоему кавуну грош цена, а позору на весь век хватит. Знаешь, что за такие дела бывает?
— Люди пить хотят! Вода теплая, вонючая. Тошнит с нее… — Передернула худенькими плечиками, черную тощую косичку заправила под платок. Дед поугрюмел, нескладно затоптался, защипал бороденку.
— Катерина послала?
— Сама я. Тетя Катя не знает…
— Так. Теперь сиди. Велено задерживать, протокол составлять, — и заворчал по-стари-ковки с огорочением: — Все даром хотят. Нет чтобы купить по-честному…
— Деньги еще не получали. Вернем. Я ведь не себе, — загорячилась Галя, — думала по кусочку каждому разделю. Больные у нас есть. Фая утром ничего в рот не взяла, и Юрка, помощник комбайнера, все кашляет. Спасибо, Люся ему помогает, у штурвала управляется. А все просо виновато! Когда убирали, пыль
столбом стояла, не продохнешь. Сорная трава с коробочками, та, которая просяные метелки душит, замучила всех. Срежут ее, вместе с просяной метелкой, раздавят коробочку, а из нее— пылища, да едкая…
— Пшеницу-то начали убирать? — неожиданно перебил старик.
Галя кивнула. Помолчав, с беспокойством глянула на часики. Опоздает с обедом на участки. Вот тебе и обрадовала ребят! За такое дело, чего доброго, могут и домой отправить…
— Сиди-сиди! — прикрикнул дедка. — Не отпущу.
— Дедушка! Я никуда не сбегу. Вечером приду, тогда и протокол составите…
Неожиданно старик рассмеялся, подобрел:
— Ишь ты, всем по куску! Значит, пятьдесят кусков, если не больше.
Галя оторопела, глянула на странного деда, робко поднялась и, нагнув голову, сделала несколько шагов в сторону дороги.
— Погоди! Куда застрекотала? Ведь кавунов люди ждут.
Спустя несколько минут ничего не понимающая девушка укладывала с дедом Перепелочкой на телегу полный мошок арбузов. И выбрал-то каких! Самых зрелых, и штук пять дынек впридачу дал для больных Юрки и Фаи…
— Передай привет Александру Петровичу. Знатный комбайнер! Что и говорить… — сказал дед на прощанье.
Проводив девушку, старик снова устроился на рогожке, снова начал подсчитывать пробегавшие мимо по большаку машины с зерном…
КАК НЮСЬКА НА ТАНЦЫ ХОДИЛА
На стане за неделю стало известно, что прибывшие в их район на подмогу московские студенты собираются дать на усадьбе концерт. Конечно, после концерта намечались танцы.
Новость взбудоражила девушек. Этого дня ждали с нетерпением все, а особенно Нюська. Чтобы не ударить лицом в грязь перед москвичами, она еще больше сузила в подоле юбку, выпросила у Севочки голубую капроновую косынку, сделала маникюр.
Наступил и долгожданный день. Собрались девчата после работы, а попутной машины не оказалось. Оставалось лишь вздохнуть. Не потопаешь в такую даль! Одна Нюська заупрямилась. Ее хлебом не корми, а потанцевать дай! Надеялась по дороге поймать машину. Туго затянула платочком рыжие локончики, увязала в узелок лодочки-лакировки и отправилась.
Под утро проснулась Лида, ощупала Нюськин матрац — пусто. Разбудила остальных, переполошились. Вдруг заблудилась в степи?
Да и на смену могла опоздать — придется кем-то заменять.
Нюська заявилась на рассвете: сердитая, запыленная. А самое главное, где-то потеряла туфли-лодочки и Севочкину косынку. Ринулись с расспросами: где пропадала? Как прошел концерт?
Словно в рот воды набрала — молчит. Переоделась быстренько, сполоснула лицо и ускакала на загонку.
Только спустя неделю Нюськина тайна выплыла наружу. Ужинать собрались, за стол уселись, когда на стан забрел неизвестный парнишка в клетчатом костюме, с узелком под мышкой. Подошел к столу, оглядел всех вприщурку и спрашивает Северину Новицкую. Севочка поправила каштановую челку, поднялась.
— Та рыжая была. Как огонек, — заикаясь поправился он и растерянно осмотрелся. Тут он заметил Нюську. Она шла от раздаточного окошка кухни и на ходу уплетала кашу. Гость заулыбался, ринулся к ней, протянул узелок, из которого торчали лакированные каблучки туфель и косячок голубого капрона.
— Ваши, забыли. — Потом вытащил из кармана пиджака пакетик и тоже протянул опешившей Нюське. — Двадцать рублей, сорок копеек.
Нюська так вспыхнула, что даже веснушки исчезли. Отвела руку парня с деньгами, боязливо оглянулась на притихших девчат.
— У меня сегодня выходной, — заспешил обрадовать гость. — Весь день вас ищу. Два стана обошел. А деньги возьмите, причитаются. Привет от ребят…
Опомнившись, девушки загомонили. Что за деньги, что за парень? Почему Нюська молчит? Что она натворила в ту ночь, когда ходила на танцы?..
Начала оправдываться. Ничего особенного! Она совсем-совсем не виновата! На ее месте так бы поступила каждая, и пусть не ругаются, когда узнают, что случилось с ней… Вышла в тот вечер со стана, на всякий случай заприметила, куда повернут хвост Большой Медведицы, с какой руки луна светит, и прямиком направилась по дороге. Ни души! Только выскочит сурок, взметнется пушистым комом по вспаханной зяби и пропадет где-то.
Нюська шла и все прислушивалась, оглядывалась — не нагонит ли машина. Вот окончился вспаханный массив, дорога — влево, по обеим сторонам зашелестела густая пшеница. И вдруг за новым поворотом замерцали огни. Нюська заторопилась.
Чем ближе, тем все больше и больше светлых маяков. Они рождались из тьмы, мерцали, разгорались. Новичок в
