она не подходила. Представляя собой небольшой, изолированный почти со всех сторон останец правобережного плато, гора могла быть использована для расположения здесь какой-либо загородной усадьбы или же сторожевого пункта.
Значительно больше оснований имеется для утверждения, что каневский детинец находился в районе Юрьевской церкви. Место это не самое высокое в современном Каневе, но очень удобное в топографическом отношении. Со стороны Днепра, который именно здесь подходил наиболее близко к коренному берегу, плато имеет крутые обрывы, с юго-востока и северо-запада подрезается неглубокими оврагами (сейчас по ним сбегают вниз к Днепру две городские улицы) и только с напольной части не имеет естественных рубежей. Но как раз в этом направлении и мог развиваться городской посад. Во время археологической разведки здесь удалось собрать несколько фрагментов керамики XI–XII вв. Сказать что-либо о характере укреплений древнего Канева не представляется возможным, поскольку они до наших дней не дожили. Однако вряд ли уместно сомнение в том, что Канев представлял собой не только значительный городской центр, на что, в частности, указывает и сооружение здесь каменного храма, но и мощную крепость.
В 7 км ниже Канева находится городище Княжа гора. Оно занимает господствующую возвышенность правого коренного берега Днепра (около 63 м над уровнем реки), вытянувшуюся с юго-запада на северо-восток. С двух сторон Княжу гору окружают глубокие овраги, с третьей она круто обрывается к Днепру, и только с четвертой гора постепенно переходит в поле. Городище состоит из двух частей — меньшей (около 1,5 га) мысовой и большей (2,5 га) напольной, разделенных валом и рвом. Согласно сведениям Н.Ф. Беляшевского вал городища еще в XIX в. сохранялся на высоту 4–6 м[140]. Со стороны поля Княжа гора была также ограждена земляным валом и рвом.
Археологические исследования городища, проводившиеся на протяжении многих лет Н.Ф. Беляшевским, а затем и Г.Г. Мезенцевой, посвятившей этому памятнику отдельную монографию[141], показали, что наиболее полнокровной жизнью Княжа гора жила в XII–XIII вв., хотя обнаружены и более ранние материалы.
Мощные земляные укрепления, десятки жилых и хозяйственных построек, многочисленные находки орудий сельскохозяйственного производства, а также всех видов древнерусского оружия не оставляют сомнения в военно-феодальном характере городища. Военное дело для его обитателей, учитывая практически пограничное местоположение Княжей горы, должно было быть главным занятием. Однако значительное место занимало и сельскохозяйственное производство. Кроме названных предметов здесь было найдено большое количество изделий из цветных и драгоценных металлов. Среди них бронзовые змеевики, энколпионы, небольшие нательные крестики и огромные кресты с распятием, иконки, подсвечники, паникадила, золотые и серебряные серьги, браслеты, ожерелья, колты, шейные гривны, кольца. Присутствуют в коллекции из Княжей горы и довольно редкие даже для крупных городов золотые украшения, исполненные в технике перегородчатых эмалей[142]. Все эти вещи датируются преимущественно XII–XIII вв. и на первый взгляд свидетельствуют о высоком уровне развития на городище ювелирного ремесла. Видимо, поэтому Г.Г. Мезенцева пришла к утверждению, что основой экономического развития этого центра было высокоразвитое ремесло[143].
Вывод этот, однако, не соответствует действительности. Многочисленные находки ювелирных изделий указывают на широкое применение их в быту верхушкой населения городища Княжа гора, но не на местное производство. В большинстве своем они имеют киевское происхождение и отражают уровень развития столичного ремесла. К сожалению, мы не знаем условий нахождения этих вещей, но думается, что все они (или большинство) представляли собой клады, зарытые в канун грозных военных событий. Ни раскопки Н.Ф. Беляшевского, ни широкие планомерные исследования Г.Г. Мезенцевой не обнаружили даже следов ювелирных мастерских. Сказанное не означает, что на городище вообще не было ремесленного производства, оно, безусловно, было (без оружейников и кузнецов, изготовлявших и чинивших оружие и сельскохозяйственный инвентарь, крепость обойтись не могла), но играло явно вспомогательную роль и, конечно же, не занимало главного места в экономике этого порубежного центра.
В вопросе об исторической атрибуции городища Княжа гора практически нет разногласий. Высказанное Н.Ф. Беляшевским мнение, что оно является остатками летописного города Родня, от частого повторения превратилось в истину, не требующую доказательств. Все последующие исследователи, в том числе и Г.Г. Мезенцева, приняли вывод Н.Ф. Беляшевского как бесспорный. Из советских археологов только В.А. Богусевич пытался подвергнуть его сомнению, однако предложенное им отождествление Родня с горой под названием Малое скифское городище оказалось несостоятельным[144]. На ней нет культурного слоя древнерусского времени.
Главным и, пожалуй, единственным аргументом в пользу отождествления городища Княжа гора с Роднем является летописное известие 980 г., рассказывающее о том, что изгнанный из Киева князь Ярополк «пришедъ затворися въ градѣ Родѣнѣ на устьи Ръси»[145]. Из текста летописи видно, что древнерусский город Родень находился в устье Роси, но вовсе не следует, что его можно отождествить с городищем Княжа гора. Последнее располагается не в устье Роси, а в нескольких километрах выше его, на Днепре. Странно, что это обстоятельство никого не смутило. Думается, что больше оснований видеть остатки летописного Родня в городище, находящемся в с. Пекари. Оно состоит из двух укрепленных частей, занимающих верхнее плато левого коренного берега Роси и поселения-посада, раскинувшегося на южных склонах возвышенности. В народе это место носит название «городков». Во время осмотра городища удалось собрать значительное число фрагментов древнерусской керамики, которая может датироваться X — началом XI в. Видимо, городище в с. Пекари было сооружено в устье Роси еще в X в. и являлось первым укрепленным пунктом в системе поросских сторожевых крепостей.
Говоря о военно-феодальном характере городища Княжа гора, то же самое можно сказать и о большинстве других днепровских городищ, значение которых определялось в первую очередь вхождением их в единую оборонительную систему на юге Руси. Главной их задачей было нести сторожевую службу, предупреждать и отражать нападение степняков. Анализ археологических материалов показывает, что временем наивысшего подъема жизни днепровских городищ были XII–XIII вв., когда борьба с половцами стала общенародной, общерусской задачей и носила наступательный характер.
По мнению ряда исследователей, днепровские городища, расположенные на расстоянии 7–10 км друг от друга, несли также и сигнализационную службу. Весть о приближении к южнорусской границе половцев с помощью сигнальных костров очень быстро могла быть передана в Киев. Во время раскопок Витичевского городища были обнаружены остатки башни, стоявшей на самом высоком месте над Днепром. Большое скопление золы, перекрывавшее башню, по мнению Б.А. Рыбакова, свидетельствует о том, что образовалось оно от сигнальных костров[146].
Занимаясь проблемой сторожевых городов на юге Руси, В.И. Довженок пришел к правильному, на наш взгляд, выводу, что, несмотря на радиальное направление (по отношению к Половецкой земле) Днепровской оборонительной линии, значение ее в обороне страны было очень велико. Она преграждала
