расположенное против устья Трубежа, хотя археологических материалов древнерусского времени на нем также не выявил[127]. Это городище, как и стоящее напротив — летописное Устье, с двух сторон прикрывало днепровский брод. Однако это обстоятельство вряд ли может быть убедительным аргументом в пользу отождествления его с Зарубом. Брод через Днепр находился не в устье Трубежа, а выше него, вероятно, в районе современной переяславской пристани, куда подходит из Переяславля древний путь. Устье же охраняло не столько брод (вряд ли на левом берегу был смысл строить специальную крепость на днепровском броде, учитывая, что Переяславлю половцы никогда не угрожали с правого берега), сколько нижнее течение Трубежа, игравшее роль днепровской гавани Переяславля[128]. Трудно себе также представить, чтобы Зарубский монастырь, безусловно нуждавшийся в постоянной охране города, находился на столь значительном расстоянии от него.
В 1973 г., проводя разведочные работы на городищах Дне провской, Стугнинской и Поросской оборонительных линий, Киевская археологическая экспедиция особое внимание уделила поискам летописного Заруба. С этой целью тщательному обследованию подверглось не только урочище Церковщина, но и все окрестные холмы. Один из них — Батурина гора находится на расстоянии более 2 км от урочища Церковщина и представляет собой наиболее высокий выступ коренного берега Днепра. На поверхности и в овражных срезах нам удалось собрать керамику исключительно эпохи бронзы. Культурный слой горы очень незначителен (10–15 см). Все это убедительно свидетельствует, что в древнерусское время Батурина гора не была заселена и искать здесь летописный Заруб не следует.
Аналогичные находки обнаружены и на холмах, окаймляющих непосредственно урочище Церковщина. Даже слабых признаков заселения их в древнерусское время нет. Наибольший интерес представляет городище, расположенное в 0,5 км от Церковщины вниз по Днепру. Именно его некоторые исследователи склонны отождествлять с городищем Заруба. Обследование показало, что здесь также нет материалов Киевской Руси. Встречается лишь керамика эпохи бронзы, зарубинецская и раннеславянская. Последняя датируется в пределах VII–IX вв. Видимо, к этому времени относится и возведенное здесь городище.
Таким образом, ни на одной из гор в радиусе более 2 км материалов древнерусского времени нет. Как и прежде, они находятся только в урочище Церковщина. Это главным образом красноглиняная керамика конца XI–XIII вв. Она, а также исследованные здесь древнерусские храмы и фиксируют местоположение летописного Заруба. Он находился на переправе с переяславской стороны, и его расположение непосредственно у воды вполне целесообразно. Город не возвышался могучей крепостью на второй террасе днепровского берега, но и не был беззащитен. Терраса, на которой он располагался, круто обрывалась к реке, окаймлялась глубокими оврагами и только с напольной стороны плавно поднималась вверх. Вал и ров, возведенные в этом месте, делали город неприступным со стороны поля.
Крайними южными городами Киевщины на Днепре были Канев и Родень. Их исключительная роль в истории древней Руси определялась самим местоположением, на границе со степью.
Канев был важным военно-стратегическим пунктом, охранявшим последнюю (в пределах границ Руси) переправу через Днепр. Как считал М.Н. Тихомиров, само название города является производным от Кан или Хан. В таком случае мы имели бы Канов, т. е. ханский перевоз, откуда получил свое название и город[129]. Именовался ли этот днепровский перевоз ханским и он ли дал название городу, мы не знаем, но несомненно он был причиной возникновения здесь древнерусского опорного пункта. Об этом свидетельствует уже первое летописное упоминание Канева. В 1149 г. побежденный под Переяславлем киевский князь Изяслав Мстиславич с остатками своего войска бежит к каневской переправе. «Изяславъ же… побѣже и перебреде на Каневъ»[130].
Характер передового днепровского города, откуда древнерусские князья совершали походы на половцев и где вели с ними мирные переговоры, ярко выступает в последующих летописных известиях о Каневе. В 1155 г. Юрий Долгорукий прибывает к Каневу, чтобы уладить спор между переяславскими берендеями, служившими киевскому князю, и половцами: «Тогда же иде Гюрги на снемь противу Половцемъ Каневу»[131]. Неудовлетворенные решением Юрия Долгорукого, половцы в том же году снова подступают к южным рубежам Руси ц пытаются вынудить Долгорукого наказать берендеев. Собрав значительные силы, куда вошли полки киевские, переяславские, волынские и галицкие, он снова отправляется «на снемъ къ Каневу»[132]. Объединенные полки киевского князя произвели на половцев столь сильное впечатление, что они уклонились от переговоров и ночью ушли в степь. Спустя два года, узнав о смене власти в Киеве, половцы пытаются воспользоваться этим обстоятельством и получить для себя какие-то привилегии, однако их переговоры, состоявшиеся у Канева, с Изяславом Давыдовичем лишь подтвердили незыблемость южных рубежей Руси[133].
В годы великого княжения Ростислава и Мстислава Изяславича древнерусские князья дважды предпринимают объединенные походы к Каневу, чтобы предотвратить вторжение на Русь половцев и обезопасить торговые пути[134]. В 1192 г. подобный поход был осуществлен к Каневу и Святославом Всеволодовичем с союзниками. «Князь Святославъ со сватомъ своимъ с Рюрикомъ совокупившеся и с братьею и стояша у Канева все лѣто, стерегучи земли Рускиѣ». На следующий год князья Святослав и Рюрик снова прибыли в Канев, чтобы вести переговоры со всеми половецкими ханами. «На осень Святославъ и Рюрикъ снястася в Каневѣ»[135].
Видимо, уже в первой половине XII в. Канев вырос в крупный феодальный город, получавший в отдельные периоды ранг удельного центра. В 1149 г. Юрий Долгорукий посылал на княжение в Канев своего сына Глеба[136]. В 1162 г. Канев вместе с Торческом и Белгородом находился в руках Мстислава Изяславича, однако уже в 1168–1169 гг., когда последний стал киевским князем, в Каневе снова вокняжился Глеб Юрьевич. В годы княжения Святослава Всеволодовича в Каневе сидел его сын Глеб. Последнее упоминание о Каневе, относящееся к 1195 г., свидетельствует о том, что он вместе с другими поросскими городами передавался великим киевским князем Рюриком Ростиславичем в руки то своего зятя Романа Мстиславича, то Всеволода Юрьевича[137]. Был ли Канев в это время административным центром удела, из летописи неясно.
К сожалению, археологически Канев почти не изучен. За исключением небольших работ В.А. Богусевича на горе Московке, где им были обнаружены жилища и материалы XI–XIII вв., раскопки в Каневе вообще не велись. Неизвестно даже точное местоположение древнего городского центра. Долгое время считалось, что детинец Канева находился в районе дожившей до наших дней Юрьевской церкви (построенной Всеволодом Ольговичем около 1144 г.)[138]. В.А. Богусевич высказал предположение, что его следует располагать на горе Московке[139].
Тщательные археологические обследования каневских холмов, а также изучение условий их топографического местоположения убеждают нас в том, что древнее городское ядро Канева, крупного летописного центра, не могло находиться на горе Московке. Для этой роли
