съехала от них жить отдельно, от грымзы-матери. Хоть и с деньгами не густо, и телефон придется подобрать подешевле, но зато жизнь расставила сложные вещи по свои простым местам.
Он засыпал, думая о Кате. Какие-то мечты головокружительные явились ему о ней. Собрался к себе на дачу пригласить ее, пока октябрь стоял сухой, показать участок и побыть с ней наедине.
14
Шел Иван до работы и глазами водил по сторонам. Что за красота небывалая окружает его. Вороны-трещотки и те, по-весеннему лязгали клювами. Осень приобрела оттенки нежные и небо с просинью чистой воды разлилась между туч. И самолет, что летит высоко, да так динамично, стежки белые рисует, разводы белесые малюет. Или может, и с ним весна произошла осенью? Вернулся, возродился давно забытый, угасший огонек.
«Как же ему теперь совмещать две квартиры сразу?» И к Екатерине заехать и дочь навестить надо бы. И слова песни на ум пришли:
Крутится-вертится шар голубой,
Крутится-вертится над головой,
Крутится-вертится – хочет упасть,
Кавалер барышню хочет украсть.
Где эта улица, где этот дом?
Где эта барышня, что я влюблён?
Вот эта улица, вот этот дом,
Вот эта барышня, что я влюблён!
Напевал Иван целый день, пока не усек, что привязалась к нему песня, как заезженная пластинка. Он мальчишкой любил эту песню петь, но взрослые так доподлинно и не сказали, кто автор этих строк.
Неужто он влюблен? Неожиданно и смело признался он себе в этом и жизнь неподражаемыми красками заиграла.
Ведя прием, он часто стал консультировать пациентов без всяких талончиков, реагируя на всех по-доброму, с великодушием. Улыбался часто, непроизвольно, распылял своими серыми глазами свет искрящийся. Хирург, Илья Васильевич, сразу заметил некоторые перемены в офтальмологе. «Уж не в Ленку-жену влюбился заново?» Но Ваня держал вето, и никому не распространялся о своих чувствах.
В пятничный вечер, он купил два пышных букета цветов и отправился к Макушиным. Татьяна Вячеславовна, и Катя обескураженно приняли его сердечный жест, с обольстительным трепетом. Ваня покрылся подростковым румянцем, сковался робостью странной и что-то мычал весь вечер невнятное, все выжидал подходящий миг, чтобы пригласить Катю к себе на дачу. Под конец ему позвонила дочь, и телефон, что «новый-подешевле» завис не кстати. Иван напружинился в небольшом шоке, пожалев, что выкинул деньги на ветер.
– Дай сюда телефон свой! – прямо потребовала Катя.
Ваня с легкостью передал ей, а сам подсел поближе. В руках Екатерины, аппарат быстро отвис, перегрузился, заработал.
– Прошивку надо бы сделать, – пояснила она. – Могу помочь тебе, если оставишь его мне на день. Будет летать, – обнадежила его Катя, предлагая дело.
А Иван, застыв рядом, головой наклонился к ней ближе и притянувшись желанно, захватил он Катины губы в поцелуе и был вознагражден ею, сплетаясь ответно в трепетном, пламенном, душевном, мягком, прикосновении. Но после тягучая неловкость образовалась между ними. Он так и не смог пригласить ее на дачу, сорвался и уехал в этот вечер один.
15
Ветер сменил направление и холодным потоком закружил по участку. Лес шумел издали, рельефными высокими макушками, качаясь. Стучал ветками осыпанными, звенел шишками еловыми, скулил сквозняками. А на небосклоне кучевые тучки гребли медленно, подтягивая за собой белый облачный строй. И солнце уже так сильно светило, как хотелось бы, перейдя в режим – «солнцесбережение».
Ваня ходил по участку в полубессознательном трансе. Любовь опалила его бескрайностью просторов. Разлетелась до самых невиданных окраин, охватывая земной шар, долетая до Екатерины и к нему обратно. И это чувство неуемное было, в душе не помещалось, сосущей истомой застревая где-то в горле. Тоской ранимой, стучало вожделенное его сердце.
Но тем не менее, он без дела не сидел. Готовил бережной, заботливой рукой клочок свой земли к скорой зиме. Тентами накрыл свои огороды, подделал изгороди, подчистил граблями заметенные к нему опавшие листья. Мусор подсобрал, разобрал сарай, убрал ненужный инвентарь. А в ночь с субботы на воскресенье ворочался и не мог заснуть. Душа не на своем места находилась. Как издавна он не разрешал себе женской лаской тешиться, как тело податливым стало на чувства, проснулось, загорячилось желанием целовать Екатерину, прижимать ее крепко, гладить по волосам, ласкать исступленно-нежно.
«Не сходи с ума!» – уразумевал он себя, но совладеть не мог, продолжал сходить сума. И уже в воскресенье не выдержал, сорвался и поехал до Екатерины.
Татьяна Вячеславовна открыла ему дверь, уловив его взбудораженность, и ничего не сказав, как всегда радушно, пропустила Ивана в квартиру. Она даже довольна была, что у них с Катей завязалась крепкая дружба, и ничего против этого не имела. Ну а то, что нечто большее развилось между ними, почуяло женское сердце, чуткое на такие вещи, держалась поодаль она, не влезая в Катины отношения, если даже от глаз матери ничего не ускользает.
– Проходите ужинать, Иван Андреевич! – пригласила она его к столу.
– Спасибо Татьяна Вячеславовна, не хочу есть что-то. Катя у себя?
– В комнате, пока на улицу не выходит.
– А пора бы, дышать свежим воздухом, – произнес он с врачебною твердостью и полетел в комнату Кати.
Она сидела на сложенном диване, дочитывала Дон Кихота. Спокойная, уравновешенная, невозмутимая, как в тоже время Иван – горяч возникшим темпераментом, дышал тяжело, часто, словно лошадь загнанная.
Катя обдала его нежным взглядом карих глаз, понимая без слов его состояние:
– Что же ты как сумасшедший умчался в пятницу? – заулыбалась она, светясь красотой.
– На дачу поедешь со мной? – будто требовательно спросил он, с наглостью в голосе.
– Поеду! – приняла она его вызов, с выражением хищной кошки.
Ее спокойствие подтрунивало его, пружинило ему нервы, но он держался с внешним спокойствием. Подсел рядом и не говоря ни слова рванул в бой, целовать ее.
Катя обхватила его своими тонкими руками, гладила по волосам, трогала его поросль щетинистую. Одаривала его медовым теплом, целовала полыхающими, чуткими шелковыми губами. Жаром опыляла своим любовным.
Потерялся Ваня в водопаде страстей, но, взяв себя в руки, отодвинулся, неотрывно прилип к ней своими глазами.
– Значит в следующую пятницу едем! – горело его нутро, утомленное одиночеством.
– Едем! – смеялись ее глаза женским счастьем.
Взял Иван ее руку и стал гладить ладонь, целовать ее своими сильными мужскими, но невесомыми губами, прикладывать к своей щеке, ощущая их шелковистость.
В такой неге сидели они еще какое-то время, наконец он записал ее телефон, и до счастливой дрожжи уехал домой.
16
Сонная лихорадка любви преследовала Ваню, начавшая утром в понедельник. Растревожившее волнение блуждало по телу, пока не пришла Римма Станиславовна и не сказала, что он опять дежурит
