ним хирург Илья Васильевич.
– Куда вы без бахил! – влетел за ними переполошенный персонал клиники.
– Одевайся Анюсик, и пойдем? – обратился отец к дочери непринужденно-ласково. Анька в эту же секунду преобразилась, направляясь за отцом.
– Деньги не возвращаем! – брызнул врач ядовитым кипятком и удалился, растворяясь в коридорах.
– Подавись, тебе только на скотобойне работать, а не с женщинами! – одарил его Ваня словцом, покидая клинику.
11
Солнце покидало этот день. День чувств, любви, день вымученной истины, и Аня к вечеру успокоилась. В душе воцарилось равновесие, ибо в ее животе в теснейшей взаимосвязи с ней гармонично развивался здоровый плод. Пока совсем еще кроха, но такой уже сильный, переживший вместе с мамой самый сложный и одновременно-нерушимый совместный момент их жизни. Их ждет непременно прекрасное будущее, радостное, счастливое, связанные одной крепкой любовью, так востребованной ими.
Аня была безмерно благодарна отцу, что отозвался и приехал, и такое мощное родство душ почувствовала она с ним, что горда была, что посчастливилось ей такого родителя иметь.
А ночь тем временем расстелила кровати людям, да благословила всех на сон здоровый, крепкий; удивительной тишиной рассыпалась за окном, притушила свет тонкий, пролетая над головами сонной глубокой дремой.
Да в небе высоко, не достать – звездные бусинки, что небо украсили собою, и месяц лунный, прибавив в массе, замер в поднебесье, до первого проблеска солнечного.
Иван после субботней смены доехал до Макушиных. Маска на лице кислая, не стертая до конца после вчерашнего отцовского испытания и пятно слабое от фингала, мрачно сияло под глазом. Вид несвежий, небритый. Катерина, испугавшись за Ивана, догадалась по его выражению, что видать что-то стряслось в его жизни.
– Что стряслось? – проявила Катя интуицию.
– Дочь хотела вчера аборт сделать, но в клинике с ней произошел прорыв к воле ребенка оставить, – рассказал он ей приглушенно, поделившись сокровенным.
– Что ты расстраиваешься, это же замечательно, что она одумалась, – радея, разделила она с Иваном благоразумие его дочери.
– Согласен, очень замечательно! – подытожил он, – я ее сразу предупредил, что лучше рожать, но мать давила на нее. И парень бросил, струсил, уперся в то, что жить негде, – стихнул он, рассуждая потом толково:
– Да, собственно, жить есть где, квартиру я свою в наем сдавал, но завтра уже квартиранты съезжают. Хотел сам там жить, от жены съехать, но ключи теперь дочери отдам. Пусть живет отдельно, хоть Ленка доставать ее не будет, – завершил Иван, окинув Екатерину, надежным блеском своих серых глаз.
– Смотри как все устроил ты, супер! – поощряла она его, воодушевляла: – обживется, родит, встретит надежного человека, выйдет замуж. Сам же говорил мне, нельзя складывать руки и отчаиваться. И у нее тоже все получиться непременно, хочет не хочет, но адаптируется ко взрослой жизни, постепенно. «Москва не сразу строилась!» – улыбнулась она Ване зажигательно по-девичьи.
Ваня слушал и кивал, смотрел на Катю. Он бы слушал и слушал бы ее добрый голос. «Ей бы сказки озвучивать» – подумал он, убаюканный Катиным голосом. «И глупо уперся своим взглядом на ее губы, представляя, как целует их».
– Ты о чем задумался, Иван-царевич? – назвала она его, шутя нежно. – Мама твои грибы сегодня нажарила, будешь грибы с картошкой?
– И грибы буду и картошку, – а Татьяна Вячеславовна то, где сама? – очухался Ваня от короткого сна.
– За хлебом пошла, сейчас придет и пойдем есть.
И Ваня задумался, завис глазами на Кате. Манила она его зрелостью и молодость и белизной кожи, и глазами необычайной красоты, и голос, даже когда она недовольно огрызалась, оставался бархатно-мелодичным. И рядом с ней его душа отдыхала, наполнялась недостающими элементами чувств за все года отчужденности, закрытости от женщин, после Ленки.
Именно так бывает между мужчиной и женщиной, когда они начинают улавливают лишь им знакомые электромагнитные импульсы, циркулирующие между ними.
12
Погода вновь поменялась, благоволила лучами солнечными, обогревала октябрем по-праздничному, золотистым летом-бабьи пропекла теплый воздух московский. Но про тайны свои осень бережно умалчивала, про то, откуда силы черпает, почему красой благородной стоит, да свободолюбивой предпочитает оставаться во все века, разбросав последний листопад.
Ваня с дочерью встретились с квартирантами, забрали ключи и поехали на квартиру. Квартира однокомнатная, светлая, удобная, с окнами во двор.
– Молодцы-квартиранты были, чистоту оставили после себя! – не удержался Иван похвалить съехавших жильцов.
Аня с предельным любопытством прошлась по квартире, она здесь и не была ни разу. Маленькой, да не помнит.
– Нравится? – спросил Ваня, наблюдая за дочерью.
Ее открытое лицо осветилось восторгом, радужностью. Сердце истомой забилось сладкой:
– Очень нравится, пап! – пролепетала она, благодарив, – спасибо тебе огромное! – поцеловала она отца в его бритую щеку.
– Вот и живи, соберешь вещи, перевезу тебе на машине.
– Ты у меня самый лучший! – прощебетала она вдохновенно.
– Не надо, не за что, дочка. Обычный у тебя отец, – сказанул он скромно, ему не жалко было для счастья дочери.
– А как же ты с мамой то?
– Поживу, как жил раньше. Обо мне не думай. Я справлюсь, – улыбнулся он ободряюще. – Ну что, поехали вещи собирать или когда хочешь переехать?
– Сегодня пап. Сегодня! – не заставила она его ждать с ответом.
– Сегодня – значит сегодня, поехали собираться!
– Поехали!
А у природы своя улыбка, напевающая птицами, мяукающая кошками, гавкающая собаками. Уходящая осенняя улыбка, мягкая, утопающая, припорошенная к середине октября снежком первым.
13
Через несколько дней вернулась Ленка и набросилась на Ивана, что дочь глупую спровадил жить отдельно, что не повлиял на нее должным образом аборт сделать, а проявил безответственность и бездарность, разрешив ей рожать. А она-недоделанная еще жизни не видела, и с ребенком ей помогать, сидеть не собирается и спонсировать ее тоже не будет. И вообще, она крайне молода для бабушки, как и дочь рожать в свои года. И надоели они ей до тошноты, отец и дочь – два сапога – пара, погубившие ее жизнь, которую она так не успела еще изжить по своему удовольствию, отдав лучшие годы на воспитание Аньки. Да проку-ноль!
– А знаешь, я вот тоже думаю, может и тебе собраться и свалить к себе на квартиру? –намекнул ей Иван, не церемонясь, нарываясь на гневную волну безумного непонимания.
– Хрен тебе! Наглость неслыханная, – не стеснялась она в выражениях, – сдурел к старости, умом помрачился! – Мне лично нужны мои деньги на путешествия, тем более что мой следующий отпуск уже запланирован!
– Кстати, за Алку спасибо тебе передали. Она в отличии от тебя не испорченная оказалась, как человек, – подорвал Иван Ленкино самолюбие.
– Пожалуйста, и ты не лучше! Интеллигент старый!
Ваня не стал продолжать, ушел к себе и закрылся. Здорово, что дочь
