разделенных улицами на три или четыре прямоугольных квартала, с небольшим солоноватым озерцом и несколькими жалкими чахлыми деревьями, которые, однако, были в этой местности такой редкостью, что при взгляде издалека резко выделялись на горизонте. Контраст с великолепием Зака был настолько вопиющим, что у меня упало сердце, когда мы приблизились к этой отвратительной деревне, казавшейся скопищем отбросов у подножия гор, высившихся теперь в некотором отдалении.
Как ни странно, люди, хотя и исхудалые, с землистыми лицами и больными глазами, были куда дружелюбней и приветливей жителей Зака; они, парадоксальным образом, высоко оценили бы великолепие последнего города, в то время как миру и его замкнутому, малоприятному народцу подобало бы жить в Нильстреме, чего они вполне заслуживали. Через несколько минут после нашего прибытия я стоял у дверцы вездехода, оглядывая собравшуюся на площади толпу, и мои мысли, должно быть, ясно отражались на моем лице. Карлик Залор, протиснувшись мимо в сумерках, обернулся, бросил на меня ненавидящий взгляд через плечо и прошипел что-то на своем неразборчивом, косноязычном наречии.
Да, этот парень казался мне омерзительным, но я вынужден был признать, что он хорошо выполнил свою работу и доставил нас в Нильстрем в целости и сохранности, не теряя времени зря. Скарсдейл снова очутился на знакомой территории, и я видел его огромную фигуру, возвышавшуюся над толпой. Профессор то и дело останавливался и пожимал руки каким-то людям, с которыми встречался во время предыдущей экспедиции. Я продолжал раздумывать над каменной табличкой Залора, но прибытие в Нильстрем и впечатления следующих часов ненадолго изгнали этот инцидент из моей головы. За ужином в командном вездеходе у нас состоялось короткое совещание; Скарсдейл оповестил нас, что мы проведем в Нильстреме всего два дня, а затем совершим последний бросок через пустыню — к Черным горам.
Профессор впервые использовал корректное географическое название этой горной гряды, и мы все смотрели на него с интересом, ожидая новых откровений. Но в тот вечер это было все, чем Скарсдейл счел нужным поделиться с нами. Он сказал, однако, что вездеход № 4 останется в Нильстреме как резервный, а к Черным горам мы поедем в оставшихся трех, и это значительно облегчит нам задачу. В последних лучах заходящего солнца мы еще успели дойти до края селения и взглянуть на то, что нас ожидало. Черные горы вздымались всего в пятидесяти милях от нас, и путь обещал быть не слишком трудным.
К горам вела плоская равнина, покрытая черным, слежавшимся вулканическим пеплом — мы окрестили ее Равниной Тьмы. Пронизывающие ветры, постоянно дувшие с гор, поднимали низкое, похожее на туман облако, которое могло причинить нам определенные неприятности. Радовало то, что температура здесь была ниже — значит, нам не придется страдать от жары, как в пустыне.
На прогулке меня сопровождали Прескотт и Ван Дамм; двое других наших спутников остались с взволнованной толпой на площади. Залор куда-то исчез и, вероятно, занялся собственными делами.
Вид был одновременно странным и великолепным. Ветер на время стих, улеглась и пыльная буря; сквозь потустороннюю вуаль, которую она набросила на Равнину Тьмы, сияло карминовое великолепие солнца, окрашивая далекие ровные вершины гор, пока не стало казаться, что весь небосклон превратился в единую массу мерцающей крови. Склоны горной гряды были усеяны белыми линиями; на таком расстоянии они выглядели как замысловатая карта или, если напрячь воображение, многожильная структура паутины.
Даже обычно невозмутимый Ван Дамм, казалось, был тронут красотой пейзажа. Он издал тихое, приглушенное восклицание, суть которого я не уловил.
— Жаль, что я не захватил с собой кинокамеру, — невольно воскликнул я. — Такие кадры послужили бы прекрасным введением к эпизоду с заключительным этапом путешествия.
Доктор покачал головой.
— Вы молоды, Плоурайт, — медленно произнес он. — Но мне все это не нравится. Совсем не нравится.
И он решительно отвернулся от этой сцены задумчивого великолепия и никак не стал пояснять свои замечания, хотя я несколько раз возвращался к ним в тот вечер.
Позднее он лишь сказал:
— В моих жилах, за вычетом нескольких поколений, течет северная кровь, Плоурайт. Северные расы, как вы знаете, склонны к мистике. Черные горы, как географическая концепция и отметка на карте, великолепны. Но увиденные в реальности, они пробуждают во мне чувства, которые вы, будучи в моих глазах человеком чрезвычайно молодым, вряд ли сможете разделить. Я только молюсь, чтобы вы не переняли мой образ мысли до того, как эта экспедиция завершится.
2
Я отправился спать, несколько раздраженный и озадаченный словами Ван Дамма. Вся идея Большой северной экспедиции была, с точки зрения любителя, экстраординарной; когда мы отправились в путь, четверо из пяти участников даже не знали, куда мы направляемся, понимая лишь, что это будет сторона, противоположная северу. И до сих пор Скарсдейл, несмотря на многочисленные намеки и наш разговор о небесных огнях и камнях с высеченными иероглифами, на практике говорил только о резиновых лодках, вездеходах и важности участия в экспедиции физически сильных людей.
Но я обожаю загадки. Говоря откровенно, вокруг них в основном и выстраивались мои приключения. Я не знал и не заботился о том, куда приведут меня мои путешествия, при условии, что у меня будет возможность свободно фотографировать и разделить поездку с приятными спутниками. А это великое предприятие как раз и предоставило мне изобилие подобных возможностей. Размышляя об этом и о многом другом, я забылся беспокойным сном.
Я проснулся около трех часов ночи. Хотя оконные заслонки вездехода были закрыты, я знал, что еще не рассвело. Несколько минут я пролежал без сна, прежде чем проверить время по своим наручным часам с подсветкой. Меня разбудил какой-то краткий металлический звук — и вскоре этот негромкий звук повторился.
Я широко раскрыл глаза и, чуть повернув голову, смог сосредоточить взгляд на койке профессора. Его крупное тело недвижно покоилось под одеялами, отчетливо слышалось слабое дыхание. Он крепко спал. Я медленно отвернулся и боковым зрением заметил скользнувшую мимо размытую фигуру. В кабину командного вездехода, температура в которой строго регулировалась, вторгся легкий ветерок: кто-то явно открыл наружную дверцу. Мгновение спустя она закрылась со щелчком, точной копией того, что изначально разбудил меня.
Звук повторился, когда кто-то подергал ручку снаружи. К этому времени я уже встал и нащупал свои брюки; я быстро надел их поверх пижамных штанов и сунул босые ноги в тапочки. В этот момент по ветровому стеклу вездехода прошла тень. Неизвестный свернул налево; я выждал несколько секунд, затем открыл дверцу и тихо выскользнул в ночь.
Мы поставили машины
