— Если бы ты выступал перед роем ученых, тебе бы уже давно вызвали скорую.
— Предварительно освистав, — добавил Психовский. — Я был бы очень рад увидеть и погладить такого дракона, но если он настоящий, то как-то уж резко объявился. А еще, в последнее время мня как-то дурновато, я не в своей тарелке, и что-то слишком часто меня одолевает дежавю.
— О, де-жа-вю, де-жа-вю, — по-французски просмаковал Аполлонский. — Феномен, суть которого науке до конца не известна и, чую я, известна не будет, пока мы лезем в космос, хотя столько всего непонятного прямо под носом. Но, друг мой, де-жа-вю отлично лечится! Чем мы сейчас и занимаемся.
Аполлонский подлил себе виски. Друзья чокнулись.
— М, — пришла мысль Федору Семенычу, пока он пил. — Как там, кстати, звали твоего Вавилонского Дракона? Ну или зовут. У меня вылетает постоянно…
— Сирруш, — должен был сказать Грецион Психовский, но в этом оттиске его опередили.
Профессор и художник повернулись на голос. Там стоял вытянутый и тонкий, как гладильная доска, китаец в строгом черном костюме — после общения с иностранными студентами, Грецион и Федор Семеныч, люди уже опытные, могли сразу отличить китайца от корейца и японца, что у простых смертных получается редко, и часто незнание это рождает кучу конфликтов.
Говорил китаец по-английски — Психовский с Аполлонским китайского как раз и не знали.
— Я предпочитаю произносить с одной «р», так немного проще, — недоверчиво посмотрел на подошедшего профессор.
— Прошу прощения, — извинился китаец, — что так спонтанно врываюсь в вашу беседу, это очень невежливо, но достопочтимый господин Сунлинь Ван попросил меня перевести ему вашу оживленную беседу, а когда услышал от меня о Вавилонском Драконе, очень заинтересовался вашим разговором, пожелав присоединиться, если вы позволите.
Этот массив текста китаец-переводчик отчеканил почище, чем заучивший мантру брахман.
— А господин Сунлинь не хотел бы… — начал было художник, но остановился.
Из-за спины тощего китайца, словно выйдя из своего карманного измерения, появился еще один — только на этот раз низенький и очень старенький, лысенький, одетый в упрощенный вариант национального костюма. Аполлонский, как художник, ждал еще традиционной бородки а-ля Конфуций, но разочаровался — бородка-то была, но скорее козлиная, чем благородная конфуцианская.
— Ах, теперь я понял, — закончил Федор Семеныч.
Сунлинь Ван пробормотал что-то на китайском — переводчик согнулся, пружиной выпрямился и проговорил:
— Господин Ван просит прощения за то, что не показался сразу, и предлагает угостить господ напитками за такое ужасное с его стороны поведение.
— Бросьте, — махнул рукой Грецион. — Давайте сначала мы вас угостим. Ну присаживайтесь, чего уж там, поговорим о Вавилонском Драконе Сируше, раз хотите.
Почему-то здесь профессор даже не сомневался — просто чувствовал, что поговорить надо.
Дождавшись перевода и внимательно все выслушав, Сунлинь Ван кивнул, улыбнулся, поклонился и сел на диван напротив профессора, а переводчик — рядом с Психовским, для удобства.
— И что будете пить? — уточнил уже Аполлонский, глотнув виски.
— Достопочтимый господин Сунлинь Ван говорит, что предпочел бы саке, потому что давний друг подсадил его на этот напиток, — практически синхронно перевел тощий в строгом пиджачке.
— Отлично, — хлопнул Психовский в ладоши по привычке, чем напугал переводчика — старик же лишь улыбнулся.
Дождавшись напитков, все четверо вернулись к разговору, попутно представившись.
— Ну и о чем же вы хотите поговорить? — первым взял право голоса Грецион.
Старый китаец кивнул молодому — тот полез в карман пиджака, как-то странно двигаясь, словно суставы его не функционировали, и каждый раз рукам приходилось складываться и раскладываться, как кусочку оригами или, для более точно сравнения — раскладушке.
Совершив еще одно такое ломаное движение, переводчик вытянул руку, передав Психовскому визитку, украшенную двумя бронзовыми — только не Вавилонскими — драконами. С обратной стороны, на китайском и английском значились контакты, имя старика и род его деятельности. Грецион сначала даже внимания не обратил на написанное, но потом резко вернулся к визитке, словно вспомнив о включенном утюге. Профессор прочитал вслух:
— Достопочтимый господин Сунлинь Ван, алхимик, член Древнекитайского Общества Алхимиков и Мудрецов.
Профессор глянул на Аполлонского — тот выглядел не менее удивленным, но отнюдь не напуганным. В конце концов, алхимики, пусть даже китайские, пусть даже в двадцать первом веке, пусть даже подслушивающие ваш разговор — это же не маньяки.
— Я почему-то думал, что в Китае алхимией уже никто не занимается, — пожал плечами Федор Семеныч.
— Отнюдь нет, хоть этот вид деятельности не так сильно распространен в Китае, он все же высоко ценится, как и народная медицина. И Древнекитайское Общество Алхимиков и Мудрецов — самое крупное из существующих.
— И что же китайская алхимия хочет узнать? Не уж то, все еще в поисках Философского Камня?
— Господин Ван спрашивает, верит ли профессор в существование Камня?
— А почему бы и не верить, — хмыкнул Психовский, еще раз подтверждая свою позицию о возможности вообще всего. Потом профессор глянул в стакан — тот был уже просто пуст, даже не наполовину. Грецион подал знак бармену. — Но я все ставлю под сомнение, и этот вопрос тоже — так поучается вернее.
Сунлинь Ван улыбнулся и кивнул. Потом заговорил.
— Сначала господин Ван хотел бы рассказать вам, что общество Алхимиков и Мудрецов изучало Вавилонского Дракона и пришло к выводу, что у него есть нечто схожее с драконами-комодо — по предположению господина Вана и его коллег, Сирруш тоже имеет свойства расти всю жизнь, — на лету подхватывал переводчик.
— Сируш, — поправил Грецион. — Ради всего святого.
— Прошу прощения, — извинился человек-гладильная доска и продолжил. — Так вот, достопочтимый господин Сунлинь Ван говорит, что вы именно поэтому могли почувствовать присутствие Сируша.
— А господин Ван верит в то, что я мог видеть настоящего Вавилонского Дракона? — уточнил профессор.
Старый китайский алхимик кивнул.
— Но тогда совсем нелогично выходит, — принялся рассуждать Психовский, переходя на тот тон и ту манеру, в которых он вел лекции — профессор вошел во вкус. — Если Вавилонский Дракон существовал, то я не беру в расчет, что он прожил столько лет — ладно уж, вдруг он размножался как любое нормальное существо. Но совсем нелогично, что он оказался на острове Комодо, а не в Междуречье. Или, наоборот — навряд ли шумеры притащили бы его с острова Комодо, выдумав подходящую легенду. К тому же, Геродот, вроде, говорил, что в Вавилоне действительно держали какого-то ящера…
