…великий праздник Неба месяц великого сияния Иштар[1] старцы города к Собранию выходят Ишум ворота для них отпирает Солнце освобождение и отдых земли устанавливает месяц этот до окончания своего…
Из «Астролябии В[2]
» — Кажется, это где-то уже было, — пробубнил профессор Грецион Психовский и как-то странно посмотрел на морщинистые руки.
Он принимал последний экзамен в пустой, просторной аудитории — за широкими окнами бушевала зима, хлопьями валил постянварский снег, тот самый, от которого уже не веет волшебством, от которого хочется избавиться, уступив место (и время) слащавой весенней капели. Грецион в принципе воспринимал только два времени года: весну и лето. Поэтому его не так уж смущало это глобальное потепление, о котором балаболили все вокруг — пусть теплеет, пусть. Психовский с удовольствием бы договорился с небесной канцелярией, чтобы снег застилал землю лишь пару раз в году: за две недели до Нового Года и на две после, сохраняя ощущение праздника, приятный резиновый скрип под ногами, снежки, валяние в сугробах и возможность хранить молоко прямо на балконе. А потом было бы неплохо сразу получить ну если не +20, то хотя бы +10, прыгнув с места в карьер, не расшибив при этом головы. Но небесная канцелярия замечания Грециона Психовского не слушала, напрочь игнорируя все возмущения профессора — мало ли, чего вы хотите, у нас тут вот, и так погодный график выбился из колеи.
Наступила та пора, когда сессия должна заканчиваться, она затянулось настолько, что надоела уже не только студентам, но и самим преподавателям, мечтающим поскорее рвануть куда-нибудь на грядущие каникулы, чтобы потом еще полгода выдерживать своих подопытных.
Грецион устало глянул в окно, уставившись на хлопья искрящегося в свете фонарей снега, словно это звезды горстями сыпались с неба. Профессор чувствовал, что где-то это уже видел, что ситуация повторялась в точности до деталей и даже до формы снежинок — на профессора гадкой жижей нахлынуло дежавю.
В последнее время Грециону как-то слишком часто дурнело, хотя старуха с косой вроде бы даже не подавала намека на свое близкое присутствие — профессор просто ощущал себе до ужаса скверно, в особенности каждый раз, когда мозг сбивало с толку то самое дежавю.
Сидящий перед Греционом студент с кроличьими глазками искал любой повод, лишь бы не отвечать на билет, поэтому спросил:
— Вы себя хорошо чувствуете?
— Не помру, пока не ответите, не дождетесь, — хмыкнул профессор, выйдя из транса и почесав густую желтоватую бороду. — Это все ретроградный, будь он неладен, Меркурий.
Студен посмотрел на Грециона как на инквизитора XV века, внезапно решившего сжечь на костре работницу аптеки за богохульство и продажу зелий.
— Вы верите в звезды? — все еще пытался заговорить зубы студент.
— А вы? — парировал Грецион.
— Это повлияет на оценку?
— Нет.
— Тогда, да, — признался студент.
— А я вот не верю в звезды, — ухмыльнулся Грецион, поправив зеленую толстовку на молнии, — зато верю Шумерам, а они верили в звезды.
Психовский окончательно пришел в себя, хлопнул в ладоши и продолжил:
— Кстати, о Шумерах! По-моему, у вас первый вопрос как раз о них, — он сверился с билетом. — Отлично. Итак, я вас слушаю: Вавилон, Ворота Иштар и все, что я вам об этом рассказывал. Только прошу, не уходите в скучную историю.
Грецион Психовский верил скорее в антинаучные теории, которые и преподносил студентам с толикой своего авторского видения. Он, надо сказать, больше любил выступать на конференциях, или «свободных лекциях» — когда приходил лишь тот, кто хотел. Но и на университетских занятиях профессор не изменял себе, рассказывая вещи, от которых у серьезных ученых глаза лезли на лоб (хотя, сам Грецион часто задавался вопросом — а кто вообще называет этих, цитата, «нудных дедов», серьезными?). Правда, профессор сам не до конца верил многим вещам, о которых говорил, но признавал и даже надеялся, что они вполне могут существовать, и их нельзя отрицать. Та же Атлантида, допустим: конечно, ее существование не доказали, но ведь нельзя отрицать ее существования! Знаем, проходили уже, вон, с теми же Шумерами. К тому же поспекулировать всегда интересно.
Грецион Психовский четко понимал — то, что мы знаем о мире, и то, что мир есть на самом деле, такие же разные вещи, как курица и яичница-глазунья. Кажется, что связь вроде присутствует, но на деле она минимальна.
— Ну… — выдал студент многообещающее начало. — Ворота Иштар были откопаны…
— Я же просил, — тяжело вздохнул профессор, откинувшись на спинку стула. Он бы сейчас с удовольствием сел прямо на стол, как делал на лекциях, но останавливали его не какие-то там моральные установки, а постоянные выговоры чокнутого (как казалось Грециону) начальства. — Давайте поставим вопрос по-другому, ладно уж с вами, конец сессии, мы все устали. Расскажите мне о Вавилонском Драконе — и вы свободны.
