– Будто вы, дукуны, можете что-то такое видеть и слышать! – воскликнула Анна сердито. – Всего-то напускаете на себя важный и таинственный вид да в травах разбираетесь. Богов любой услышит, с кем они заговорят, а брат Рикарду уж поболе твоего знает. И бог Иисус такой могущественный, что нет ему нужды заманивать к себе людей, это вы еще должны постараться, чтоб получить его благословение.
Брат Рикарду с досадой покосился на нее, но послушница горячилась и не заметила его недовольства. Ее глаза и щеки пылали, на лице отражалась готовность отстаивать свою правоту, пока не сорвет голос. Однако дукуна такое поведение не разозлило. Напротив, он наблюдал за ее гневом как за забавным представлением.
– Неужели ты вправду веришь, будто достаточно взять другое имя, сменить одежды и выучиться читать молитвы чужим богам, чтобы заменить свою судьбу на чужую? – спросил он, улыбаясь. – Ты та, кто ты есть, какой решили тебя сделать боги. В срединном мире тебе не убежать и не спрятаться, Дуйюн.
Анна побледнела, вздрогнула, будто ее ударили. Опустила ресницы.
– Это Хиджу называл меня таким именем? Оно больше не мое, меня зовут Анна.
– Оно твое с рождения и до смерти, об этом мне сказали духи, – он перевел взгляд на монаха. – Здесь свои боги и свои законы, человек с Запада. Но я не хочу гнать тебя прочь, не выслушав. Что вы и ваш бог можете предложить моему племени? Почему мы должны слушать тебя?
Брат Рикарду задумался. Анна несомненно была права – жители деревни привыкли верить своему колдуну, а он хитростью поддерживал в них эту веру. Быть может, не обошлось без дьявольских козней, и этот человек в самом деле способен говорить с некими сущностями. Станет ли одержимый демонами слушать слово Божие? И тогда монах решил прибегнуть к другим доводам.
– Потому что за мной, помимо воли Господней, сила и богатство Запада. Рыбак, что привез нас, расскажет тебе о городе с крепкими стенами. Об оружии и кораблях, подобных которым вы и не видывали. О том, как щедро платят белые люди за его товар. Братьям по вере власти Ларантуки помогут в сражении и не оставят в нужде. Язычникам же однажды придется заплатить за свои грехи – придут другие после меня, их оружием будет не только слово.
Он замолчал, колдун молчал тоже, рассматривая метавшуюся в клетке черную птицу. Молчала вся деревня, будто следила за разговором, притаившись. Треск цикад и щебетание птиц, шум внезапного порыва ветра, пробежавшего по кронам, да фырканье спящей в тени дома собаки – вот и все, что слышал сейчас брат Рикарду.
– Хорошо, – сказал колдун, когда монах уже решил, что ответа не дождется. – Я подумаю об этом. Быть может, старейшины захотят побеседовать с тобой. А возможно, я увижу благоприятные знаки, и ты возведешь здесь алтарь своему богу – пусть у общины будет еще один покровитель. Возвращайся в дом, где тебя приняли гостем, и жди.
Монах был благодарен богу и за это. Главное, чтобы колдун не подстрекал жителей деревни прогнать их, не слушая, а уж слова, понятные для каждого, брат Рикарду сможет подобрать. Сейчас же его ждало другое дело, не выходившее из головы, распалявшее любопытство. Абигаэл, белая дикарка. Он должен узнать о ней все, помочь вернуть цивилизованный облик. Нельзя просто бросить ее здесь.
Стояло самое жаркое время дня, и все живое укрылось от зноя, погрузившись в ленивую дремоту. Мужчины расселись на циновках в спасительной тени просторной беседки с соломенной крышей, жевали бетель и пили кокосовый сок, пережидая жару. Женщины плели корзины, пряли или чинили одежду, лениво переговариваясь за работой.
Наконец брату Рикарду удалось остаться с Абигаэл наедине – Хиджу дремал в гамаке под пальмами, старший сын ее носился где-то с другими сорванцами. Отложив дела, она охотно поведала гостю свою удивительную историю: переплетение реальных событий с детскими фантазиями и отголосками местных суеверий.
Монах был потрясен и озадачен. По словам женщины, ее спасло и вырастило мифическое существо, белый дракон, которого она описала со всеми подробностями. Не хотелось подозревать ее в одержимости, да и не производила она такого впечатления. К тому же повзрослев и уехав с острова, на котором росла, видеть странных существ Абигаэл перестала.
Но выжить в одиночку беспомощный ребенок не мог, ведь девочка ничего не знала о дикой, полной опасностей природе островов. Расспросив ее, брат Рикарду убедился, что все это время она была не одинока.
Ей повезло – шлюпка оказалась достаточно прочной и выдержала шторм, а ее спутники – благородными людьми, отдавшими девочке последние капли воды, позволившие жить еще немного. И она смогла дожить до того момента, как течение принесло лодку к острову. Обитавший на нем отшельник оказался рядом. Он-то и подобрал малышку, выходил, вырастил ее.
Что это был за юноша и почему он жил в одиночку на необитаемом острове, считавшемся другими туземцами запретным, монах мог только догадываться. Судя по описанию, отшельник был альбиносом – явление здесь редкое, не удивительно, если местные связывают с ним множество суеверий. Возможно, он считался кем-то вроде жреца, а может, просто был изгоем, и потому необычная внешность Абигаэл расположила его к ней. В то, что он наделен сверхъестественными силами, просвещенный монах конечно не верил.
Но Абигаэл верила до сих пор. Воображение ребенка, пережившего страшную беду и попавшего в необычные условия, сыграло с ней злую шутку. Суеверия и языческие сказки укрепили нездоровые фантазии. Брат Рикарду счел своим долгом развеять ее заблуждения, восстановить в сознании несчастной истинную картину мироздания.
Осторожно, стараясь не вызвать недоверия и враждебности, монах излагал свою версию событий, терпеливо выслушивая при этом ее возражения и опровергая их умело и уверенно.
– Я была почти мертва. Только волшебное существо смогло вернуть меня к жизни, – говорила Абигаэл. – И Хиджу тоже. Ведь он оказался у нас в гостях из-за того, что его укусила смертельно ядовитая змея.
– Отшельник, подобравший тебя, наверняка разбирается в травах и целительстве, – невозмутимо отвечал брат Рикарду. – Он вылечил вас снадобьями, кровопусканием и припарками без всякого волшебства.
– Но ведь Наго в самом деле дракон, мы своими глазами видели его в настоящем обличье! Не могло же нам двоим померещиться, – она улыбалась воспоминаниям. – И я не раз летала, сидя на его спине. Это было так прекрасно, видеть море и острова, какими их видят птицы.
– Дети доверчивы. Ты увлекла друга своими фантазиями, и он тоже решил, будто все происходит не в игре, а на самом деле. А полет… Дети часто летают во сне. Попав в края, казавшиеся ребенку волшебными, ты перепутала сон с явью, вымысел с реальностью. Ведь вокруг такие яркие краски, невиданные звери и поражающие воображение чудовища. Здесь возможно поверить в любые сказки.
– Я видела дракона и говорила с ним, когда уже не была ребенком, – тихо и уже не так уверенно возразила Абигаэл.
– Мне жаль огорчать тебя, но не годится взрослой женщине, матери, на чьей совести воспитание сыновей в истине и праведности, оставаться в плену суеверий и фантазий. Вырастивший тебя отшельник был, судя по всему, жрецом и колдуном. Я повидал туземных колдунов на разных островах. Некоторые из них для своих мерзких шабашей используют зелья из грибов и трав, вызывающие видения и дурманящие рассудок. Возможно, тебя опаивали чем-то подобным, Абигаэл, потому вымысел казался явью.
