Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Ирина двинулась к машине. Я поплелся за ней, пытаясь сформулировать собственные ощущения от личности Рыбакова. Перед тем как сесть за руль, жена остановилась и насмешливо посмотрела на меня: «Тебе никогда не стать психологом. Ты совсем не разбираешься в людях». Эти слова глубоко ранили меня, и всю первую половину пути домой я молчал. Наконец Павликовская включила мантры и пошла на мировую: «Ну, прости, милый, я была не права». Она призналась, что у нее действительно было плохое настроение, но это связано не со мной и отцом, а с менструальным циклом. По поводу того, что я заинтересовался прошлым, она счастлива – подобный интерес является несомненным признаком развития личности. Насчет Рыбакова – остается при своем мнении. Относительно отца Ирина допустила, что он был хорошим другом и профессионалом своего дела. Призналась, что на нее могли повлиять транслированные мной до комы воспоминания о мизогинии отца. Я сам говорил, что он относился к женщинам пренебрежительно. И тем не менее истинные причины поведения Тихона Гарунова пока неизвестны. Мы согласились, что от негативной перцепции можно и нужно уходить, раскрывая новые факты его жизни.
Через несколько дней я снова позвонил Рыбакову и попросил провести экскурсию по кораблю, на котором работал отец. Морской волк похвалил меня за то, что я проявил храбрость, «вырвавшись из-под крепкого крыла супруги» и назначил встречу на Контейнерном терминале.
Проходная терминала была на задворках города, в таких местах, куда среднему петербуржцу с высшим образованием в голову не пришло бы залезть. Я долго плелся по асфальту вдоль отбойника, шарахаясь от проносящихся фур и глядя на унылый забор за старыми путями и хилыми кустиками. Внутри серого дома перед окнами выдачи разрешений выстроилась яркая мужская стайка в жилетах канареечных цветов. Рыбаков стоял поодаль со своим обычным выражением лица. На нем была черная блестящая куртка с металлическими пуговицами и фуражка с якорем. Воротник поднят, как у Жана Габена в «Набережной туманов». Друг отца молча протянул мне каску. «Это обязательно?» – спросил я и получил великолепный ответ, который решил запомнить, чтобы потом повеселить жену: «Правила тут написаны кровью, молодой человек».
Шепнув пароль охраннику, Рыбаков провел меня через турникеты. Лучший способ почувствовать себя здесь и сейчас – сосредоточиться на внешних впечатлениях, раствориться в обстановке, проникнуться атмосферой. Итак, я в крупнейшем порту Санкт-Петербурга. Воздух довольно влажный, облака низкие, цвета умеренные. Вокруг развивающий конструктор уложенных до неба брусков контейнеров, среди которых носятся маленькие машинки. Звуковой фон создают равномерные удары огромного молота о металлические листы, а также редкие крики чаек.
Когда над контейнерами вырос потертый в плаваниях бок корабля с надписью «Фантом-5», Рыбаков надел маску экскурсовода. «Перед нами знаменитый сухогруз, в прошлом «Бурятия» или просто «Бурый», построенный в одна тысяча девятьсот семьдесят первом году. Судно известно преимущественно тем, что на нем с семьдесят пятого по семьдесят восьмой год работал стармехом или просто «дедом» Тихон Петрович Гаркунов. Ну, а вторым механиком при нем был, соответственно, ваш непокорный слуга. Данный сухогруз совершал длительные плавания по Тихому и Атлантическому океанам, а также по морям – Баренцевому, Черному, Японскому и так далее и тому подобное. Теперь разрешите продолжить осмотр в самом сердце судна, в так называемом машинном отделении».
Возможной причиной, по которой Рыбаков показался Ирине лицемерным, была его манера говорить. Считают, что ложь скрывается за многословием. То, что я принял за уверенность в Университете водных коммуникаций, при ближайшем рассмотрении могло оказаться компенсацией. Такие жесты, как складывание рук в замок, закатывание глаз и надувание щек были явно рассчитаны на то, чтобы придать себе значимости в глазах публики.
Мы поднялись по трапу, вошли в овальную дверь и спустились по узким железным лестницам в тесные и душные помещения. Как рассказал Рыбаков, несмотря на то, что в последнее время имеется тенденция расположения машинного отделения в корме, на «Фантоме-5» оно было размещено в средней части. В нем располагались судовая энергетическая установка (СЭУ) и различные механизмы и системы, обеспечивающие экипаж теплом, светом, водой и т. п. В данном случае СЭУ размещался в двух помещениях. В одном из них, называемом машинным или турбинным отделением, располагались главные машины или турбины и вспомогательные механизмы, а в другом – котельном отделении – котлы и механизмы по их обслуживанию. Для рационального использования объема машинного отделения служили платформы, на которых, помимо вспомогательных механизмов, находились мастерская и машинная кладовая. В мастерской были установлены различные станки, а также верстаки, тиски и прочее. В машинной кладовой хранились наиболее ценные инструменты, приборы и приспособления. Для обслуживания главных механизмов были установлены в два-три яруса решетчатые площадки, соединенные трапами. Площадки и трапы имели леерное ограждение. Палуба в машинном отделении была настелена из листов рифленого железа, уложенных впритык на каркас, сделанный из профильной стали. Положение настила по высоте было выбрано из условий удобного обслуживания главного двигателя. Пространство между плитами и вторым дном использовалось для прокладки различных трубопроводов, что позволяло избежать загромождения машинного отделения. Для естественной изоляции и освещения над машинным отделением располагалась шахта, которая выходила через палубу на верхнюю открытую палубу (шлюпочную) и заканчивалась невысоким комингсом со световым люком. Для размещения котлов рядом с машинным отделением находилось котельное отделение. Над котельным отделением находилась котельная шахта, выведенная на открытую палубу. Как и машинная шахта, она служила для обеспечения естественной вентиляции и освещения, через нее также была выведена дымовая труба. Через кормовые трюмы от кормовой переборки машинного отделения до переборки ахтерпика проходил туннель гребнего вала высотой примерно два метра и такой же примерно ширины. У переборки ахтерпика туннель расширялся от борта до борта, образуя кормовой рецесс, который обеспечивал доступ к сальнику дейдвуда. Жидкое топливо хранилось в топливных цистернах, расположенных в отсеках двойного дна. Часть топлива хранилось вне двойного дна, так как в противном случае при получении пробоины мог быть потерян весь топливный запас. Для приема топлива все топливные цистерны были оборудованы постоянными трубопроводами, выведенными на верхнюю палубу. Трубопровод заканчивался разобщительным клапаном и имел приспособление для соединения с гибким шлангом, прокладываемым с берега. Газы, выделяемые топливом, удалялись по воздушным трубкам, выведенным из цистерн на открытую палубу. Для определения количества топлива или его уровня каждая цистерна имела мерительную трубку.
Покинув машинное отделение, мы поднялись по трапу узкого аварийного тоннеля и оказались в коридоре с красной ковровой дорожкой и большим количеством дверей. «Здесь живут рогатые, – сказал Рыбаков. – А вот тут – каюта дедушки». Он открыл дверь в просторное, светлое помещение. Уюта ему придавала деревянная мебель и занавески на иллюминаторах.
На потрескавшемся диване валялся с ногами маленький небритый человек с голой головой, в тренировочных штанах и грязной майке, которого я вначале принял за капитана. Перед ним возвышалась огромная бутылка виски и банка с зеленоватой жижей, возле которой на перевернутой крышке лежал наколотый на вилку огурец.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
