– Вы собираетесь выяснить, откуда он? – спросил Конвэй.
– Да, – ответил Мейсон. – С-48809. Я попытаюсь это выяснить.А что ваша секретарша? Где она живет?
– Ева Кэйн? «Клаудкрофт-Эпартментс».
– Завтра утром, в девять утра, вы должны все рассказатьполиции.
– Это обязательно?
Мейсон кивнул.
– Что мне сказать им?
– Я буду с вами, – сказал Мейсон. – Я заеду за вами в восемьутра. Мы поговорим об этом по дороге.
– Заедете сюда?
– Сюда, – подтвердил Мейсон.
– Может, мне вернуться в свою квартиру?
Мейсон покачал головой.
– А почему бы нет? Они вряд ли смогут за это время выследитьменя. Я хочу взять немного вещей: зубную щетку, пижаму, бритву, чистую рубашку.
– Сходите в аптеку – она работает круглые сутки. Купитебритвенные принадлежности и зубную щетку. Вам придется обойтись без чистой рубашки.
– Неужели вы думаете, что они засекут меня, если я съезжу ксебе?
– Не исключено, – сказал Мейсон. – Кто подстроил вамловушку, мы не знаем, особенно когда он намерен ее захлопнуть. Возможно, он быпредпочел, чтобы вы затаились на четыре-пять дней, а затем намекнет полиции,где вы, чтобы вас взяли. Пока вы будете молчать, ваш враг постарается осложнитьваше положение. С другой стороны, возможно, он осведомлен, что и я вступил вигру, и решил уведомить полицию, чтобы они взяли вас до того, как я смогуразобраться, в чем дело, и посоветовать вам, как поступить. Словом, все равновы ничего уже не успеете сделать до девяти часов завтрашнего утра.
– Черта с два не успею! – воскликнул Конвэй. – Я буду занятсегодня ночью.
– Вы сходите в круглосуточную аптеку, купите все, что вамнеобходимо, затем вернетесь обратно и будете ждать здесь утра.
– Револьвер останется у меня?
– Да, у вас. И смотрите, чтобы с ним ничего не произошло!
– Почему? А-а, понятно, понятно! Если я попытаюсь избавитьсяот него, это будет на руку бандитам.
– Совершенно верно, на руку. Это равносильно признанию своейвины. Я собираюсь рассказать, как обстоят дела, рассказать до того момента, каквы покинули отель, сели в машину и уехали. И не говорите, где вы проведетеночь. Это не их собачье дело. Я сообщил полиции, что вы собирались быть в офисеокружного прокурора в девять часов утра.
– Вы знаете, что все это может значить? – спросил Конвэй. –Если я не смогу убедить полицию, это поставит меня под удар. Если полициязадержит меня или предъявит обвинение в том, что тот роковой выстрел – деломоих рук, можете себе представить, что произойдет на Совете директоров?
– Конечно! Почему вы думаете, что ловушка была предназначенаименно для вас?
– Похоже на то, – сказал Конвэй, – хотя я до сих пор не могуповерить, что это была ловушка.
– Вы не можете поверить, что это была ловушка! – воскликнулМейсон. – Черт возьми! Да это ясно как день! Эта девушка в нижнем белье снацеленной на вас пушкой, ее дрожащая рука и то, что она шла к вам,приближалась к вам!
– Ну хорошо, что вы находите в этом странного?
– Все! Полуодетая девчонка вытаскивает пушку из стола! Даона должна была отойти подальше и попросить вас убраться из комнаты. Она этогоне сделала. Она велела вам поднять руки, а сама приближалась к вам совзведенной пушкой в дрожащей руке. Вы должны были отобрать у нее револьвер. Иона сделала все, чтобы всучить его вам!
– По-вашему, получается, что этот револьвер – орудиеубийства?
– Я чертовски хорошо знаю, что он будет считаться орудиемубийства! И возможно, выяснится, что у этой девушки и был как раз списокакционеров, отдавших свои полномочия Фарреллу.
Конвэй на минуту задумался:
– Ну, предположим, это была ловушка. И все же, Мейсон, уменя такое ощущение, что у той девушки, которая называла себя Розалинд, вголосе звучали какие-то нотки искренности. Думаю, если мы когда-нибудьдокопаемся до сути этой истории, обнаружится, что… Интересно, девушка, которуюубили, была Розалинд?
– Шансов, что это она, – приблизительно десять к одному. Тадевушка сказала вам, что она соседка Розалинд по номеру. Но номер был абсолютнопуст: ни пары чулок, никакой одежды, ни багажа – ничего.
– Разве это не похоже на ловушку? Сможем ли мы объяснитьзавтра, что меня подставили?
– Конечно, сможем. А затем попытаемся укрепить свои позиции.Все зависит от того, сумеем ли мы обнаружить что-нибудь такое, что поддержалобы вашу версию. Так, как на данный момент излагаете ее вы, она звучит чертовскисомнительно.
– Но я говорю правду.
– Знаю! – сказал Мейсон. – Но следователь будет настроенвраждебно. Ему не понравится, что вы не пошли в полицию, а вместо этогообратились к адвокату. Мы ничего не узнаем, пока не поймем, насколько серьезнабыла эта ловушка.
– Думаете, нас еще что-то подстерегает?
– Конечно. Но что – я не в состоянии предвидеть.
– Что, например?
– Если идея заключалась в том, чтобы обвинить вас вубийстве, они должны были действовать по-другому. Команде Фаррелла было быпроще уничтожить вас. Все выглядит так, будто они приготовили ловушку именнодля вас, а потом что-то случилось и у них в руках оказался труп. Поэтому онизаторопились и постарались представить дело в таком свете, чтобы обвинение вубийстве повисло на вас. Заторопившись, они легко могли наделать ошибок. Еслиони допустили хотя бы одну, у нас есть возможность поймать их на этом.
– Я знаю, что выгляжу болваном, но, Мейсон, бросьте это! Яне могу избавиться от чувства, что Розалинд искренне стремилась помочь мне, чтоу нее действительно была информация, которую она хотела передать мне, и что онаоказалась в опасности. Она говорила, что ее могут убить, если кто-нибудьзаподозрит, что она собирается передать эту информацию мне.
– В этом есть смысл. Не будь она как-то связана с Фарреллом,у нее не было бы доступа к нужной вам информации. Если же она была связана сФарреллом и собиралась порвать с ним, тогда могло случиться все, что угодно.
Неожиданно лицо Конвэя как бы осветилось. Он щелкнулпальцами.
– Что? – спросил Мейсон.
– Мне пришла в голову одна мысль. Почему я должен сидетьздесь как курица на насесте, в то время как они начали охоту на меня? Почему бымне не остановить их в самом начале этой опасной игры?
– Каким образом?
