помощи административных реформ до некоторой степени удовлетворить чувствовавшееся сознание несправедливости. С попытками государей, вроде Фридриха II Великого в Пруссии и Иосифа II в Австрии и Нидерландах, соперничали усилия государственных людей, вроде Тюрго во Франции. Действительно, во Франции резче всего чувствовалось противоречие между настоящим положением общества и новыми идеями общественного строя. Нигде корона не одерживала более полной победы. Аристократия была лишена всякого участия в общественных делах; она пользовалась социальными привилегиями и была свободной от всех государственных повинностей, но не имела того сознания общественных обязанностей, которое до известной степени всегда присутствует у правящего класса. Цеха и монополии стесняли деятельность промышленника и торговца и отделяли их от рабочего класса, равно как значение, придававшееся знатному происхождению, отделяло тех и других от аристократии.
Но политическое положение Франции сравнительно с положением большинства окружавших ее стран было значительно лучше. Ее управление было менее деспотичным, богатство было крупнее и равномернее распределено, судебное устройство было лучше, общественный порядок — обеспеченнее. Крестьянство Франции представлялось англичанам бедным, но было гораздо богаче немецкого или испанского. Ее средний класс был самым деятельным и образованным в Европе. При Людовике XV на деле господствовала свобода мнений и образовался класс писателей, чрезвычайно талантливых и энергичных, посвятивших себя популяризации идей общественной и политической справедливости, с которыми они познакомились у английских литераторов, а Монтескье и Вольтер — путем личного соприкосновения с жизнью Англии. Нравственные понятия эпохи, ее любовь к человечеству, сознание братства людей, ненависть к деспотизму, сострадание к преступникам и беднякам, стремление к высшему и лучшему укладу жизни и деятельности находили у массы писателей, особенно у Руссо, такое пылкое и красноречивое выражение, что проникали в сердца народа. Но эта новая сила резко сталкивалась с теми общественными формами, которые она встречала на каждом шагу. Философ обличал деспотизм духовенства. Крестьянин роптал на право помещика судить его своим судом и требовать от него феодальных повинностей. Купец возмущался торговыми ограничениями и тяжелыми налогами. Поместное дворянство восставало против своего отдаления от общественной жизни и от управления страной.
Невозможность проведения внутренних реформ обращала всю эту новую энергию на сочувствие внешней борьбе против угнетения. Общественное мнение вызвало союз Франции с боровшейся за свободу Америкой, и к армии Вашингтона присоединились французские добровольцы с маркизом Лафайетом во главе. Американская война содействовала более широкому распространению во всем народе стремления к свободе и в то же время усилила финансовые затруднения правительства, от которых оно могло освободиться только путем обращения ко всей стране. Людовик XVI решил созвать Генеральные Штаты, не собиравшиеся со времени Ришелье, и пригласить знать к отказу от ее податных изъятий. Его решение сильно обострило стремления и желания, кипевшие в сердцах народа, и едва в мае 1789 года Генеральные Штаты собрались в Версале, как система деспотизма и привилегий поколебалась. Произошедшее в Париже восстание разрушило Бастилию, и взятие ее было принято за начало новой эры конституционной свободы во Франции и во всей Европе. Даже в Англии весть о падении Бастилии вызвала у людей чрезвычайную радость. «Это величайшее событие, когда-либо случавшееся в мире, воскликнул Фокс в порыве восторга, и притом самое лучшее!»
У. Питт смотрел на стремление французов к свободе, которой уже давно пользовались англичане, более холодно, но без недоверия. Но в это время его внимание было отв лечено припадком безумия, овладевшим королем в 1788 году, и требованием регентства, сразу же выдвинутым принцем Уэльским. Принц принадлежал к партии вигов, и Фокс, путешествовавший по Италии, поспешил на родину для поддержания его требований в полной уверенности, что за регентством принца последует и его возвращение к власти. У. Питт с успехом восстал против этого на том основании, что в подобном случае право выбора временного регента с особыми ограничениями принадлежит парламенту, и, согласно с этим, билль, передававший регентство принцу, уже проходил через Палаты, когда выздоровление короля положило конец долгому спору. К тому же внимание У. Питта поглощали внешние проблемы. При Екатерине II Россия приобрела большое значение, а Екатерина II с самого начала поставила своей целью присоединение Польши, изгнание турок из Европы и утверждение русского престола в Константинополе. Достигнуть первой цели ей пока помешал Фридрих II. Она, в сущности, уже стала повелительницей всей Польши, ее войска занимали королевство, и она посадила на его престол своего кандидата, когда Фридрих II в союзе с императором Иосифом II принудил ее допустить Пруссию и Австрию к участию в разделе добычи. Раздел 1773 года продвинул русскую границу на запад, до Верхней Двины и Днепра, но отдал Галицию Марии Терезии, а Западную Пруссию самому Фридриху II.
Не достигнув первой цели, Екатерина II для осуществления второй выждала время, когда сопротивление Пруссии планам Иосифа II присоединить Баварию разрушило союз обеих германских держав, а смерть Фридриха II устранила самого бдительного ее врага. Тогда в 1788 году Иосиф II и императрица уговорились разделить Турецкую империю. Но Пруссия все еще была настороже, а Англию уже не стесняли, как в 1773 году, разногласия с Америкой. Установленная Чатамом дружба обеих стран была прервана изменой Бьюта и почти разрушена образованием союза северных нейтральных держав; теперь, содействуя преемнику Фридриха II в восстановлении голландского штатгальтерства, в 1789 году У. Питт возобновил их дружбу. Ее значение сказалось в союзе Англии, Пруссии и Голландии для сохранения Турецкой империи[12]. Казалось, предстояла великая европейская война, в которой сочувствие и помощь Франции представляли величайшую важность; но названный договор устранил эту опасность. Весной 1790 года умер Иосиф II, огорченный неудачей своих планов и восстанием Нидерландов против его нововведений, и Австрия отказалась от деятельного участия в войне с турками.
Между тем во Франции события шли быстрым ходом. Генеральные штаты устранили разделение между различными сословиями и превратились в Национальное собрание, уничтожившее привилегии провинциальных парламентов[13], знати и церкви. В октябре парижская чернь пошла на Версаль и принудила короля вернуться с ней в столицу. Вместо прежней деспотической власти Людовик XVI принял поспешно составленную Конституцию. Смуты и беспорядки, сопровождавшие эти крупные перемены, представлялись У. Питту преходящими явлениями. Еще в январе 1790 года он верил, что «настоящие потрясения во Франции должны рано или поздно увенчаться общей гармонией и стройным порядком» и что, установив свою свободу, «Франция явится одной из самых блестящих держав Европы». Но нация совсем не разделяла спокойного благожелательного взгляда У. Питта на революцию. Осторожный здравый смысл англичан, их любовь к порядку и закону, их отвращение к насильственным переменам и отвлеченным теориям, а также их уважение к прошлому быстро вызвали
