Быстрее, чем он предполагал, но все же не слишком быстро, сражение подошло к концу. Землю у подножия скал покрывал сплошной слой серых тел толщиной фута в два-три. Убитые были и среди наленирцев, и среди Аменцутлей, но гораздо больше было раненых, в том числе — серьезно. Однако по сравнению с неисчислимыми потерями врага это пустяки.
Джорим покачал головой.
— Интересно, сколько всего их там было.
Нойана взглянула на него.
— Вы сами наверняка это знаете, мой господин.
— Отнюдь. Хорошо бы пересчитать убитых по головам.
— Воля Владыки Теткомхоа будет исполнена.
Нойана подошла к краю площадки, провела рукой по горлу и заговорила. Ее голос разнесся над долиной. Джорим понимал не все слова, так как она говорила на самом распространенном диалекте, который он, тем не менее, знал хуже. А собравшиеся внизу ее прекрасно поняли. Пение прекратилось. Казалось, все население города направилось вниз по горной тропе на поле сражения.
Тем временем воины вернулись к брустверам и собрались в отряды. Они принялись бережно укладывать убитых и раненых товарищей, затем, повернувшись лицами к городу, хором запели ритуальное заклинание, снова и снова повторяя: «Наше время уходит, ваше лишь настает».
Спустившиеся сверху люди разделились на группы и рассредоточились по полю. Рабочие и невольники начали собирать тела и уносить их с поля битвы. Они без малейшего содрогания выполняли эту грязную работу. Многие на мгновение останавливались, чтобы намазать лицо и волосы кровью врагов. Джорима это удивило. И не только потому, что подобный обычай казался ему варварским, но и оттого, что работавшие все равно вскоре покрылись спекшейся кровью с ног до головы.
Они оттаскивали тела туда, где ремесленники и торговцы принимались разделывать их. С невероятной быстротой и аккуратностью одни освежевывали тела и сваливали снятую кожу в кучи. Другие отделяли плоть от костей, а кости разламывали, но оказалось, что внутри они все полые, так что в конце концов их начали просто складывать грудами. Внутренности сваливали в вычищенные траншеи.
Но самый большой интерес для Джорима представляла работа, которую выполняли чиновники. У основания скалы, на просторной площадке, которую рабы расчистили с большой поспешностью они принялись воздвигать некое сооружение из голов поверженных врагов. Через ничтожно малое время на площадке возвышалась огромная пирамида из черепов. Джорим не сомневался что количество понадобившегося строительного материала было тщательно подсчитано.
Он бы точно сбился со счета.
Оружие тоже разбирали и тщательно сортировали. Воины собрали собственное оружие и удалились, чтобы вычистить и заточить. Спустившиеся из города Аменцутли сложили в кучи и те подобия оружия, которыми пользовались Мозойан, но отказались притрагиваться к стрелам и копьям наленирцев. Сначала Джорим не понял, почему. Но потом догадался — только воинам было разрешено прикасаться к оружию. Он отправил послание капитану Грист, и она прислала людей, которые собрали наленирские стрелы и копья.
Конница и колесницы отправились на северо-восток и остались там на случай возвращения Мозойан; впрочем, маловероятно, что те захотят вернуться. К середине дня воины Аменцутлей разбились на небольшие отряды и отправились в джунгли. Наленирцы воспользовались возможностью вернуться на корабль и позаботиться о своих лошадях. К вечеру первые из отправившихся в лес патрулей вернулись с вестью, что амфибии исчезли. Жители принялись возносить благодарные молитвы, обратив взоры на пирамиду и смотревшего на них с вершины бога.
Джорим долго наблюдал за тем, как Аменцутли работают на поле сражения. Они принесли котелки, вертела и решетки для копчения. Полоски мяса земноводных Аменцули варили или раскладывали, чтобы высушить на солнце. Кожу Мозойан тоже отваривали, а затем растягивали. Высушенные кости перемалывали в муку, которая шла на удобрение. Даже кишки находили применение; их тоже высушивали и использовали в качестве струн для пептли, причудливо изогнутых палок с туго натянутой сеткой на одном конце, — для местной игры в мяч.
Казалось, в дело пошло все.
Аменцутли пели и смеялись, занимаясь своим делом, словно кровавая бойня была для них праздником. Даже Нойана спустилась вниз и какое-то время помогала своим людям. Она вернулась с наступлением сумерек, вся в крови, и принесла Джориму поджаренное мясо Мозойан.
Он покачал головой.
— У моего народа не принято есть поверженных врагов.
Она нахмурилась.
— Мы не людоеды, мой Господин. Мы не стали бы есть человеческую плоть, но было бы глупо не использовать мясо Мозойан или Ансатлей. Вы видели, — они разорили наши поля, вытоптали лес. Они отняли у нас то, в чем мы нуждаемся, чтобы выжить. Теперь то, что было их силой, принадлежит нам.
Он немного подумал и пришел к выводу, что ее слова вполне разумны. Ему, конечно, не приходило в голову съесть убитых им вируков; впрочем, он знал, что от их мяса ему станет плохо. Мозойан не были людьми. Ему приходилось разделять трапезу с дикарями из бесчисленных племен, верившими, что если съесть сердце убитого зверя, все его достоинства перейдут к охотнику. Джориму совершенно не хотелось получить в свое распоряжение что-нибудь из качеств Мозойан, но, отведав плоти одного из них, он подтвердит победу над амфибиями.
Или хотя бы избавит меня от кошмарных снов следующей ночью.
Он взял из ее рук небольшой вертел и откусил кусочек мяса. Жаркое ему даже понравилось; на вкус это было нечто среднее между лягушачьим, змеиным или черепашьим мясом. Джорим вспомнил, что эти существа, скорее всего, пожирали убитых ими людей, и желудок его сжался, но он подавил неприятное ощущение. Джорим понимал, что если он отбросит мясо и объявит его скверным и непригодным в пищу, то Аменцутли сделают то же самое, даже если из-за этого им впоследствии придется голодать.
Он улыбнулся Нойане.
— Так происходит каждый раз после битвы?
— Нам не так часто приходится сражаться. Дважды в год, — первый раз на север, второй раз на юг, — через наши земли проходят тохкхо. Воины загоняют часть их стаи к ближайшему городу и убивают. Жители выходят и забирают тела. Но с Мозойан мы не смогли бы управиться таким образом.
— Прежде вы никогда не сталкивались с этими тварями, верно?
— До наступления этого года — никогда. — Она улыбнулась ему, и запекшаяся кровь на ее щеке раскрошилась. — Но мы все время оставались бдительны, Владыка Теткомхоа, как вы и заповедали. Благодаря вам мы победили Ансатлей, а теперь — Мозойан.
— Значит, сентенко закончился.
Улыбка на ее лице угасла.
— Нет, господин мой, сентенко только начинается. В тот раз победа над Ансатлями была тоже великой, но битва с ними — лишь первой, а вскоре разразилась настоящая война. Появление Мозойан предвещает пришествие седьмого бога.
— Что вам известно об этом седьмом боге?
