взбитые сливки, плавающие на поверхности кофе. Боль от пытки, ушедшая было после ночи отдыха, вновь давала о себе знать, и Лисице захотелось лечь и вытянуть ноги. Как ему повезло со внезапным появлением друга! Он остался жив, не искалечен и в полном разуме.
- Как знать, - ответил капитан. – Подумайте лучше о себе, барон. Вам повезло избежать опасностей и передряг; будь кто другой на вашем месте, он был бы двадцать раз мертв или казнен. Если у вас есть хоть толика здравого смысла, то вы оставите прежнее занятие.
Они померялись взглядами – Чаргэн и Диджле вряд ли поняли, что подразумевал фон Рейне, но Йохан уловил его предупреждение. Сейчас они беседуют на равных, но может статься так, что капитану опять придется судить его, и в следующий раз он не будет так милостив.
- Я получил хороший урок.
- Тогда, думаю, пришло время назвать вторую причину, что привела меня сюда. Я настоятельно советую вам уехать как можно быстрей. Ваш друг придумал самую немыслимую из всех причин вашего появления здесь, которая только пришла ему в голову. Он назвал вас имперским ревизором из Тайной Канцелярии, которого прислали сюда для проверки.
Йохан чуть не подавился кофе.
- Полагаю, теперь вас будут подкупать, - продолжил капитан, - а кое-кто, вероятно, захочет от вас избавиться. Или использовать в своих целях. Не стоит плодить неразберихи и хаоса – такая ложь может плохо закончиться, стоит тому же Бабенбергу написать в Вену. Ваш друг был так убедителен, что даже я засомневался в вашей легенде.
- Но не поверили.
- Именно так.
Лисица еле подавил вздох. Да, если бы ему пришла такая идея перед приездом сюда и было бы достаточно денег, заваруха вышла бы куда как серьезней и веселей!
- Чин капитана от Ее Императорского Величества может получить лейтенант Мароци, - добавил капитан. – Помните об этом и берегитесь.
- Но почему вы предупреждаете меня, капитан? – этот вопрос беспокоил Йохана. Он ждал ловушки отовсюду, и капитан, несмотря на всю свою искренность, был себе на уме.
Фон Рейне улыбнулся, и сухость в его голосе наконец-то исчезла.
- Я старше вас и успел послужить покойному императору на поле битвы. Та война, что охватила Европу и колонии, всколыхнула людскую мерзость. С тех пор Бог наложил на меня проклятье – я хорошо вижу человеческие недостатки и пороки. Однако и людей путных тоже научился различать. Если вы не соскользнете назад, в ту клоаку, из которой явились сюда, то сможете жить достойно и добиться определенных успехов.
- Знать бы, что для этого надо…
- Не потерять верных друзей, что у вас появились, - ответил капитан. – Например, ваш слуга поступился принципами. Когда пошли слухи, что вас казнят, он приходил ко мне и с очаровательной невинностью пытался дать мне денег, чтобы я отменил приговор.
Спиной Йохан чувствовал, как Диджле напрягся. Осман наверняка покраснел, но не проронил ни слова.
- Господин Уивер, который так спешно уехал, отправился в путь ради вас – ведь вы были так откровенны, что рассказали ему, у кого оставили свои бумаги. Странная искренность! Вы не заикнулись об этом ни на одном допросе. Про баронессу фон Виссен я вам уже говорил, - фон Рейне взглянул на Чаргэн и не стал больше ничего пояснять. – Запомните – в этом мире одному не выжить.
Цыганка дотронулась до его ладони, и капитан сжал ее пальцы. Прикосновение вовсе не было похоже на рассчитанный светский жест, которыми нарочито обмениваются любовники при посторонних; она сделала это искренне – чужая для света женщина, которая нашла защиту и безмерно любила своего защитника. Она казалось простой и чистой, как горной воздух, и, быть может, это влекло к ней фон Рейне. Он наверняка высоко ценил книги вроде «Простодушного» - о благородных дикарях, не испорченных предрассудками и условностями, хотя вряд ли отдавал себе отчет, что нашел в своей Чаргэн эту чистоту. Йохану невыносимо захотелось увидеть Роксану. Как она его встретит? Насмешками и бранью? Или выдумки Честера ублаготворили ее, как любую женщину, желающую, чтобы ее возлюбленный был знатен и богат, а не выполз из тюрьмы?
- Диджле не грозит наказание за этот поступок? - спросил он наконец, когда усилием воли заставил себя оторваться от созерцания чужой любви.
- Он весь как на ладони, - ответил фон Рейне. – Наказывать за желание добра, если оно не причинило зла ни единой живой душе, не в моей компетенции.
Они соскользнули с опасной темы, и разговор потек о другом – о дорогах, о влахах, о школах, о книгах и о будущем; словом, беседа повернула в мирное русло, стала достойной обсуждения людей образованных и знатных, и была бы еще лучше, если бы не недавняя болезнь и пытка. К счастью, капитан понимал состояние Лисицы, и вскоре они распрощались, вполне довольные друг другом. Внутри себя Йохан подумал, что это последняя их беседа, и перед уходом поблагодарил Чаргэн за смелость и помощь. Цыганка смущалась, робко оборачиваясь к фон Рейне; казалось, она хотела бы провалиться сквозь землю или пасть на колени, но вместо того переступала с ноги на ногу, как норовистый жеребенок. Руку для поцелуя она дала лишь после взгляда капитана и долго не знала, что делать с ней после – можно ли убирать или нужно вытереть ее о юбки.
- Каспар-бей поступает грешно, - сказал Диджле, как только они вышли на улицу под приветственные крики зевак. – Его наложница имеет много воли. Узнай паша о ее поступке, он приказал бы бросить ее в яму и забить камнями. Лишил бы бея милостей и богатств. Аллах говорит, что любовь нужно беречь, как огонь в ветреный день. Он хвастает
