по силам мне, а новая — не придавила бы…
— Не бойтесь. — Латунин посуровел лицом, отложил от себя бумаги. — Вы не один, мы все с вами. Обстоятельства требуют именно так решить вопрос.
Мержин понял, что отступать дальше некуда. Была у него в запасе одна маленькая зацепка, и он за нее ухватился.
— Викентий Кузьмич! У меня нездорова жена. Мы с ней три года не были в отпуске.
Латунин кивнул. Глаза его выражали внимание и теплоту. Он подошел к внутренней связи, вызвал финансово-хозяйственный отдел.
— Надо бы постараться найти две путевки на юг, в санаторий! Это возможно? Спасибо! Сейчас к вам зайдет товарищ Мержин…
Отпуск на море прошел превосходно. Кончилось лето и осень, наступила зима с кующей стужей, снежными вьюгами и тяжестью бесконечных забот. Пока Мержина никто не беспокоил, но сам он вел помаленьку «разведку», узнавал, не отступились ли от его кандидатуры на пост генерального? Выяснилось, что большое начальство в Тюмени собирается посадить на газ и нефть Нарыма, в Нефтеград, «своего человека», что тюменцы уже даже склонили министра к этой мысли. Но Латунин категорически возразил, справедливо считая, что достойные кадры у него есть на месте и «варягов» ему не надо. Взвесив все это, Николай Филиппович не обрадовался. Вот назначат его генеральным директором, и будут смотреть на него косым взглядом и в Москве, и в Тюмени. Как же тогда работать и жить между двух огней? Конечно, Викентий Кузьмич в обиду не даст: и грозу отведет, и поможет. И все же терзалась душа, неспокойно было на сердце…
Наконец решающий день наступил. В Нефтеграде в гостинице «Кедр» Латунин и министр вели разговор нелегкий и долгий. Николай Филиппович не сомневался, что последнее слово останется за Викентием Кузьмичом. Найдет аргументы, проявит характер и волю, но свою линию, давно в деталях обдуманную, проведет непременно.
И вот зимний день прогорел, настала морозная ночь. Латунин пригласил Мержина, и они ходили по чистым, белым дорожкам вокруг гостиницы. Викентий Кузьмич уже давал деловые советы новому генеральному, как лучше осваивать промыслы, что нужно решить в первую очередь, что во вторую. О двенадцати миллионах тонн нефти в Нарыме тогда только мечтали. Пока же говорили о сорока тысячах.
— Если вы объедините усилия с начальником треста строительства и дадите в будущем году такое количество нефти, — сказал Латунин, — мы у себя решим вопрос о поощрении, продадим вам «Волги» в личное пользование.
И опять пошутил Мержин:
— Благодарю, Викентий Кузьмич! Мой отец был на хуторе кузнецом и не имел даже лошади, но лошадьми восхищался. Так мне бы лучше было вместо машины олошадиться!
Шутка развеселила Латунина.
Вскоре нового генерального министр вызвал на утверждение в столицу.
Встретили его в министерстве нахмуренно. Министр показал на кресло, покашлял, покатал карандаш по столу и произнес глуховато:
— Ну, расскажи: кто ты и что ты?
Рассказал, да усмешливо, откровенно, будто не о себе говорил, а о ком-то другом.
— Какие у тебя просьбы? — спросил министр.
— Мне нужны трубы, машины, капвложения по строительству.
— Дам. Ты свободен.
И Мержин пошел по отделам министерства искать обещанное. Долго ходил по этажам и кабинетам, просил, а ему отвечали, словно в насмешку:
— Министр обещал, пусть он и дает. А мы тут крайние, нам никто не спускал указаний сверху.
Что делать? Снова к министру стучаться? Не боязно, да не больно охота: уж если не мил, то чего ж набиваться в любезные? Иные пути поискать, но своего добиться…
Викентий Кузьмич помогал Мержину всячески. Вместе они бывали в Совмине, в Госплане, обосновывали нужду нефтяников края в трубах, машинах, в капитальных вложениях и… меховых сапогах, полушубках. Да мало ли в чем нуждалась новая отрасль промышленности, на которую так много надежд возлагалось в Нарыме! Как бы там ни было, а цифра по добыче нефти была перекрыта. За десятками тысяч тонн реально, не призрачно, просматривались в скором будущем миллионы…
…Попивали кофе приятели, неторопливо беседовали, благо назавтра день был выходной. Морозы убавились, никто не звонил пока ниоткуда на квартиру секретаря райкома, не докладывал о происшествиях,
Дубов нацедил себе из большого керамического заварника полную чашку кофе, пил и чувствовал, как сон за версту отгоняет, а на лбу проступает испарина.
— А потом та «Волга», которую Мержин купил, подставила ему ногу, — вспоминал нефтеградскую жизнь Дубов. — А ведь не хотел ее покупать Николай Филиппович, да навязали.
Так оно и было. Мог отказаться, не брать, потому что и денег таких не имел, и жил с семьей в нештукатуренном доме, и бетонки в новом городе еще ни метра не выложили. И гараж ему не предвиделся. Где ставить? Куда ездить?
А торгующие организации звонят из областного центра на дню по нескольку раз:
— Выкупайте машину! Нам ее продавать никому не дают, кроме вас. Вы нам мешаете план выполнять по реализации. Мы тоже заинтересованы в успехе своего дела.
Рассердился однажды Мержин, взял в долг недостающую сумму, поехал, выкупил «Волгу». Но как доставить ее за тысячу верст? Позвонил по инстанциям, попросил разрешения перевезти покупку на вертолете. Главк в Тюмени не возражал, обком тоже. Вертолет прибыл, взял на борт машину и прямиком в Нефтеград…
Прошло месяца два. Вызывают в райком Николая Филипповича, показывают анонимку, посланную сразу в четыре адреса.
— Я заплатил за перевозку «Волги» как за груз, — объяснил Мержин. — У меня есть квитанция.
— Мы разбирались, — сказал Матвейкин. —
провоз груза уплачено, а вот за моточасы — нет. И анонимщик, кто бы он ни был, прав.
— Положеньице. — Мержин взялся левой рукой за голову, верхние веки встали шалашиком, взгляд притух. — Что дальше?
— Прокуратура против вас возбудила уголовное дело. — Матвейкин отвел глаза в сторону, подергал сомкнутыми губами. — Помешать невозможно.
— Боже избавь, не нужно вмешиваться! — Мержин поднялся с кресла, спина пригорбилась. — Получается, я виноват. Все оплачу по иску…
