Ухмылка Т’анна стала шире:
— Поиграть вздумала?
Пока он наслаждался… понятия не имею… самим собой? В общем, пока он кривил губы в подобии улыбки и строил Диане злые глазки, оставшиеся четверо гончих как будто раздумывали, как им подступиться к собственным жертвам. К счастью, Затворник времени не терял. Все еще оставаясь крайне изобретательным, а главное — могущественным повелителем Теней, он послал целую цепь ветвистых энергетических разрядов, сковавшую каждого из пяти. Ясное дело, надолго никого из гончих это бы не задержало, однако позволило бы выиграть хотя бы несколько дополнительных секунд для того, чтобы обдумать простенький план бегства.
Изма, совладавший-таки с собственными эмоциями и то и дело поглядывавший на иллюминаторы, прошипел:
— Что мне ваше нелепое сопротивление? Долго вы против моих гончих не продержитесь, это уж точно. Или ожидаете, что папочка успеет дочку спасти? Ну так я его займу! — Он ткнул пальцем за иллюминатор, где в стену из тетийсских догонов в буквальном смысле воткнулась чуть меньшая по количеству, но все-таки немалая стая кораблей Риомма. Никто толком и сообразить-то ничего не успел. Мгновение — и космическая темнота запылала от развязавшейся битвы. Без проволочек зачастили беззвучные канонады и полчища истребителей расцвели роскошными бардовыми цветками. — Этого достанет, чтобы выиграть время. Ваш Риши вступил в стадию невозврата. Скоро Обсерватория запустится на полную мощность и тогда от всей могучей армады Федерации Тетисс даже целого винтика не останется!
Смотреть на расцветающую за иллюминатором грандиозную битву было завораживающе, но слова мекта напомнили мне о первостепенной задаче. Времени и надежд на то, что Диана с Затворником сумеют продержаться против гончих до моего возвращения, оставалось меньше, чем вначале, однако выбирать было не из чего. Аргуса требовалось найти во что бы то ни стало. Найти и вернуть.
Дальше я рассусоливать не стал и, выцепив краем глаза призрачную тропинку, припустил по ней со всей доступной скоростью.
Путь долгим не казался, однако чем глубже я забирался по этой неведомой и кажущейся живой тропе, тем отчетливее становилось прежнее чувство о постороннем наблюдателе. Затылок едва ли не жгло от пристальности чужого взгляда, но, каждый раз оборачиваясь, я никого и ничего не замечал. Дискомфорт начинал стимулировать чувство тревоги, схожее с тем, что я ощутил, когда впервые ступил на поверхность Боиджии. Жутко хотелось почесаться и поскорее убраться отсюда.
Я не знал, сколько прошло времени, но по прикидкам, весь путь занял не более четверти часа. Когда тропа закончилась, выведя меня к распахнутым дверям огромного черного зала, я сразу понял, что в прямом и переносном смысле забрел далеко за пределы Обсерватории. О самом механизме Бавкиды здесь напоминал разве что такой же блестящий и гладкий пол, да и тот убегал далеко за пределы видимости, так что стен этого странного чертога было не различить.
И все же комната пустой не была. В центре ее на возвышении в окружении кристаллических статуй, изображавших то ли воинов, то ли богов, находилось простое черное кресло без украшений, а на нем… Ди Аргус. Одетый в какие-то невообразимые лохмотья, он сидел, в задумчивости подперев лоб кулаком, и, казалось, совершенно ничего вокруг не замечал. Два серпа беспризорно валялись у его ног. От всей сцены так и веяло неизбежностью и тленом.
Я поежился, сделал несколько нерешительных шагов вперед и осторожно позвал его:
— Ди?
Он не услышал.
Тогда я повторил его имя, но уже громче, уверенней.
Поначалу мне показалось, что Аргус и в этот раз не услышал, или сама комната наделена тем же свойством не передавать звуки из Преддверья, но тут он, чуть встрепенувшись, поднял голову. Серебристые глаза стража в окружающем полумраке сияли ярче звезд. Они остановились на моем лице и несколько секунд внимательно вглядывались, будто бы силясь узнать, словно не видел меня тысячу лет. Я тут же понял, что этот взгляд будет пострашнее того, что неотступно преследовал меня всю дорогу сюда, но не попятился. Лишь собрал остатки мужества в кулак и как можно увереннее проговорил:
— Это я. Я пришел за тобой. Идем.
Наконец момент узнавания настал. Черные брови на бескровном лице поползли вверх. Миг изумления, а затем…
— Нет. Нет! НЕТ! — Будто охваченный безумием, он вдруг яростно замотал головой. Я не хотел этого! Убирайся отсюда! ВОН!!!
Я не знал, что мне делать. И первые мгновения только растерянно хлопал глазами, пытаясь подавить волну разочарования и обиды, поднявшуюся из внутренних эмоциональных глубин. Хотелось окрыситься, съязвить, выпалить ему все, что накипело. О том, чего стоило мне это чертово путешествие и о том, что творится снаружи. Об Изме, раскрывшем свою истинную личину и теперь третировавшего Диану с Затворником. О битве, сотрясавшей небеса вокруг Обсерватории. И, разумеется, о том, что я никогда его ни в чем не винил. И что пришел сюда сказать об этом. И что не заслуживаю подобного отношения, пусть даже не понимая, чем оно вызвано.
Но я устоял. Трудно сказать, как это отразилось на мне внешне, но в душе я, после секундного наплыва чувств, испытал странную отстраненность. И не в последнюю очередь потому, что заметил кое-что интересное.
Бешеным воплем пытаясь прогнать меня, Аргус немного привстал с кресла и подался вперед. Лицо стража исказилось от гнева и будто бы боли, рука потянулась ко мне… и вдруг резко упала на колено, а там, где только что находились его пальцы, появилась огромная пасть и со звоном клацнула острыми зубами.
Первой мыслью было, что Аргусу каким-то образом удалось отыскать здесь версии своих питомцев — Ксанта и Асты, — но затем я понял, что это не так. Существо, которому принадлежала пасть, постепенно стало проявляться целиком, — словно все тот же безумный художник в спешке дорисовывал. Сначала сама пасть и голова, будто облитая свежей кровью, с шестью парами сверкающих белым пламенем глаз, а затем и остальное тело — четвероногое и размерами едва ли больше аргусовских домашних любимцев, но нечеткое и будто бы состоящее из черных клубов ихора.
Сначала я подумал, что тварь всего одна и, не дрогнув встречая ее голодный взгляд, приготовился отбиваться. Но затем число увеличилось. Будто черные стены рождали их из собственного нутра. Сначала одна, затем две… четыре… и наконец целый десяток. Кровожадных и злобных. И все отирались вокруг Аргуса и его кресла. Но не защищали его, а не позволяли подняться с места.
— Ди, кто это такие? — невольно выдохнул я, наконец сообразив, откуда взялись драные лохмотья на страже. Похоже, зверушки славно порезвились с ним, вот только Аргус, даже в иллюзорном мире умудрился оставаться бессмертным.
Мой вопрос заставил его снова сморщиться, будто от нестерпимой боли.
— Риши, уходи, пока можешь.
Бежать? Я бы и рад был бы дернуть назад, но, во-первых, не собирался бросать друга в беде, а во-вторых, интуиция подсказывала, что совершить отступление мне едва ли позволят.
