головы. Эту систему можно применить и в Европе, в странах без огласки.
Путятин не стал развивать эту мысль, а то Элгин примет подобный разговор как комплимент парламентскому устройству и газетам. А зачем бы им обольщаться гуманизмом и правами человека после Кантона? Он и сам это понимает, повесил нос.
— Вот я и не хотел мешаться с вами в грязное дело! — добавил Путятин так откровенно, что Элгин содрогнулся.
— Е просто больной человек, — взяв себя в руки, спокойно сказал он.
Элгин готов был локти себе кусать. Полгода все обдумывали и высчитывали, тратили деньги и готовились взыскать их с Китая в виде контрибуции… А вот после блестящей победы…
Элгин полагал, что в будущем нельзя действовать в одиночку. Надо собрать союзников. Французы — прекрасные солдаты, с блеском и быстротой, первыми бесстрашно кинулись на форты Кантона, жертвуя собой. В Кантоне они разыграли первую карту и задали темп боя. Франция платит кровью долги за помощь императору Наполеону при восшествии на престол и за поддержку в Крымской войне. Но что означает темперамент горстки галльских потомков по сравнению с устойчивым могуществом России, подступившей со всех сторон к Китаю, имеющей под видом духовной миссии свое посольство в Пекине, куда никто из европейцев не смеет носа показать. Пекинское посольство давно досаждает Пальмерстону; старая заноза нашего магистра дипломатических интриг. Что означают восемьсот французов в Китае? На чьей стороне Путятин? Элгин и Путятин или Путятин и Китай?
Американец Рид пытался рыбачить в замутненной воде. Он слал почтительные послания губернатору Е, после того как мы объявили, что начинаем войну. Е сам показал Риду, что ставит его на одну доску с нами. После взятия Кантона американцы в разных портах пытались действовать и всюду получили щелчки по носу.
Ах, этот квартет из четырех послов! Сущая басня. Тяжкий груз ложился на плечи Элгина. Только он может стать дирижером. Если он не потянет всех за собой, то никто другой не вытянет и не увлечет.
Путятин говорит, что не хотел лезть в такое дело. А ведь Элгин добился его согласия перед штурмом Кантона, русский посол сказал, что поддерживает наши ультиматумы, но не может присоединиться.
«Господи боже мой! Как втолковать китайцам, что их ждет! — думал Путятин. — Какие волкодавы собрались к ним на промысел. Как их вразумишь?»
Он понимал и Элгина, и китайцев. Обмен мнениями всегда полезен. Путятин опять поставлен в известность о намерениях Элгина. Круто поворачивает посол королевы.
— Вы идете в Печили?
«Что? Откуда он знает?» — встрепенулся Путятин.
— Мы воевали лишь с югом Китая, а китайцы не воевали и не сдавались. Их можно захватывать в неограниченных количествах. Башни взорваны. Поймите! Претензии Сына Неба на господство над миром!
Элгину пришлось признаваться, что он собирает новые силы, чтобы весной идти на север в Печили.
— С чего и вы начинали. Но на этот раз я вернусь туда с тем, чтобы высадить десанты на берегах залива и пробиться к столице Китая. Кантон слишком самостоятелен, богат и независим. В Китае все изображается так, словно мы воевали лишь с Кантоном и победа наша имеет оттенок провинциального предприятия на окраинах империи…
Элгин не на шутку возмутился. Путятин молчал.
— В Кантонском архиве взяты все подлинники договоров, заключенных Китаем с Англией, — горячо воскликнул сэр Джеймс. — Их даже не отправляли в Пекин, как ненужные там. Мы требуем, добиваемся, заключаем договора, клянемся, выслушиваем обещания и клятвы, верим, а что оказывается? Только на севере можно принудить императора Китая поставить свою подпись под договором. Смит показывал мне автографы гонконгских и макаоских американцев, найденных им в архиве ямыня Е. Сейчас нужно единение. Даже с теми, кому не придется больше хлопотать о покупке острова на Кантонской реке.
Элгин сослался на перемену политики западных держав в отношении России. Никому в Европе не нужны новые конфликты, когда бушует буря в Италии, а намерения Франции не ясны даже в отношении Англии.
Путятин в свою очередь мог бы сказать, мол, ведь я предупреждал вас…
Элгин сказал, что дальнейшая уклончивость Путятина будет предательством общеевропейскому делу и принесет лишь гибель Китаю, сохраняя в этой стране застой и гниение… в то время как бушует восстание кровожадных мятежников китайского цыгана Хуна, объявившего себя христианским богом.
Здорово ударил он Путятина по голове. Элгин винил его в напрасном кровопролитии.
— Вести переговоры на севере без военной силы бессмысленно. Там поверят только в большой кулак.
Послы сидели в очень высокой полукруглой комнате с розовыми мраморными стенами и с полукруглыми узкими окнами. Красные занавесы раздвинуты, и при солнце слышны струи фонтана и шелест листьев на деревьях внутреннего дворика. В это утро Путятину, казалось, уже некуда было отступать. Послы европейских держав и Америки, вся пресса мира во главе с «Таймс» и «Матен», парламенты и дворы обрушат свое негодование на знаменитого адмирала, чья репутация до сих пор была чиста, если он не присоединится к союзникам и не поможет этим избежать нового кровопролития. Он должен явиться на север и говорить с Пекином так, чтобы за его спиной почувствовалось все могущество России, стоящей на всех границах Китая, на великих горных хребтах, на гигантских реках и на морях.
— Ну, Николай Матвеевич, пойдем в Шанхай, оттуда в Печили, к Амуру поближе, — сказал Путятин в тот же день своему капитану. — Как они походят, все эти реки, я сидел сегодня у карты и думал: Меконг, Янцзы, Хуан Хэ, впадающие в Печили, еще севернее Амур. И вот я думаю, когда и как европейцы полезут во все эти истоки. Элгин сказал мне, что он добьется права плавания по всем рекам Китая, и что на этот счет у него полное согласие с бароном Гро.
Путятин пришел на свой пароход, чтобы осмотреть, как готовятся к плаванию. Николай Матвеевич Чихачев давно приводит все в порядок. Чтобы загрузиться углем, ходили в Гонконг. На борту «Америки» устроили прием для губернатора и высших чиновников колонии. Боуринг приезжал вместе с дочерью, которая поинтересовалась у Чихачева, есть ли в команде офицеры, служившие у Путятина в японской экспедиции. Чихачев ответил, что сам служил, командовал кораблем, исполнял поручения, но мисс Боуринг был нужен кто-то другой, может быть из тех, кто побывал в плену в Гонконге.
Адмирал со всей строгостью осматривал пароход перед следованием в залив Печили. Много было крику, Чихачеву пришлось быть свидетелем слабостей и капризов Евфимия Васильевича. С досады на Элгина, чувствуя, что его путают, а приходится быть джентльменом, он раскричался на своих. Досталось и сопровождавшему
