Книга Кого не взяли на небо - Клим Мглин

Монакура Пуу хмыкнул, Соткен хихикнула. Аглая Бездна покачала головой и, отодвинув в сторону длинные, свисающие до пола, волосы Хельги, вписала смачный щелбан по сопливому носу упоротого скальда.

— Причём, — продолжила расстроенная девушка, — Вы только гляньте, от кого эту самую свою жизнь мне приходится защищать. Самыми обычными врагами, походу, были уголовники Герты, а если судить по нашей тётечке, — грязный палец указал на Соткен, сосредоточенно крутящей руль автомобиля, — То вы ваще прикидываете, что за компашка там собралась?

Соткен польщённо заулыбалась и послала девушке воздушный поцелуй с помощью зеркальца заднего вида.

— А эти мёртвые эсэсовцы в тевтонских доспехах? Помните? Они же нас с ним, — палец ткнул в кучу кос, разметавшихся по изголовью пассажирского сидения, — Чуть не порешили. Потом викинги эти сраные, что во временную петлю поймались, а теперь вот куча клонированных Уоттиков, Вишесов и Роттенов. Чё за закос гнилой такой? Не пойму. Мы ж, блядь, в Гермашке. Нихуя ни в Ливерпулях. Тута же готы под дарктехно быть должны, куда не плюнь. Просто целый стадион крашеных дебилов в облегающей коже. Но никак не британские панки. Чё не так с твоей страной, а тёть?

— Я думаю, что нас захватили англосаксы, — ответила Соткен, — Угрожали ядерной бомбой. У нас-то нету. Мстят за две предыдущие мировые войны. Думаю, что те, с кем мы сейчас столкнулись, и есть британские панки, ограниченный контингент, — ответила Соткен и, снизив скорость, принялась внимательно вглядываться в боковое окно пассажирского сидения.

— Хера там лысого. — ответил ей Монакура Пуу. — Эти пацаны сражаются, как истинные немцы. Ответственно заявляю — тот сосновый бор, откуда мы на тапки встали, завален германскими телами.

— Тогда тому есть другое объяснение... — начала было Соткен, но осеклась, резко затормозила и выругалась по-немецки.

Потом развернула Ньялу и покатила по встречной полосе, удивлённо вглядываясь в сплошную стену кустарника, буйно разросшегося по обочине трассы. Заветного поворота не было. Семь лет назад где-то здесь обреталась узкая гравийная дорожка, один конец которой выходил на трассу, а второй — на волшебную дорожку из жёлтого кирпича, ту самую, заветную дорожку исполнения желаний.

А сейчас тут ничего не было. Ничего. Никакого долбанного поворота, никакой кирпичной дорожки.

Соткен остановила броневик и вылезла из кабины, бросив быстрый взгляд назад — на умирающего соратника и его несчастную подругу, что сидела рядом, прижавшись ухом к его груди.

Монакура Пуу последовал за ней, повесив на голую шею ремень канадской штурмовой винтовки. Соткен, забыв про поиски поворота, невольно залюбовалась огромным мужчиной — высоким и тощим, словно весенний лось. Она подметила, что уже очень давно не видела на сержанте ничего, кроме рваных, камуфлированных асфальтовыми оттенками, штанов. В любую погоду он оставался гол по пояс и бос. Если пахло жареным, одевал бронежилет, но сейчас армор отсутствовал и Соткен пристально пырилась на жилистые руки, поросшие жёсткими и рыжими, как шерсть тигра, волосами, на могучие рёбра, выпирающие сквозь складчатую, как у бегемота, кожу и на впалый, расчерченный правильными квадратиками усохших мышц, живот.

Под ногами хрустнуло. Соткен остановилась и посмотрела вниз. Мелкие камушки. Гравий. Она подняла глаза и уставилась на пышный куст шиповника, усеянный багряными плодами — орешками с остатками нежных лепестков.

Куст приглашающе раскинул свои ветви, утыканные иголками в палец длиной.

Соткен раздвинула стебли и решительно шагнула в заросли.

Раздался треск рвущейся материи.

Монакура поморщился и не последовал за ней.

Через сорок ударов сердца маленькая женщина выскочила из кустов, будто курица, попавшая под щётки автомобильной мойки. Исцарапанная и драная. Алый сарафан висел клочьями.

— В машину, — процедила она сквозь стиснутые зубы и вскоре зелёный броневик, рыча, вонзился в заросли диких роз, безжалостно давя протекторами нежные, благоухающие цветы.

— Возможно место, куда мы направляемся, обитаемо, — хмуро вытянула Соткен, озабоченно вглядываясь вперёд сквозь лобовое стекло бронеавтомобиля.

— И тот, кто там обитает, совершенно не хочет, чтобы его нашли. Поэтому вырастил на дорожке заросли колючих кустов и бурьяна высотой в человеческий рост, — согласился Монакура Пуу.

— Но это точно не наши панки. Эти бы вместо кустов навалили гору пустых пивных бутылок, проехались по ней трактором, а потом, для пущей безопасности, собрались бы все вместе, сели сверху и дружно насрали, — подметила Соткен.

— Возможно, — согласился сержант. — В любом случае надо быть готовым к тёплому приёму. Мелкая! Щенки ещё живы? Очень хорошо! Тогда хватит размазывать свои девичьи сопли по их лысым щенячьим сиськам. Займи место стрелка, боец.

Аглая Бездна утёрла нос и поднялась на круглую башенку стрелка, где и вцепилась в приклад пулемёта Браунинга, намертво, словно бультерьер в шею овчарки. Кожа на острых скулах белела, будто кости мертвеца, отполированные песком времени, а в чёрных, как уголь, глазах, мелькали силуэты обитателей преисподней, отбрасывающие глубокие тени на тяжёлые, заплаканные веки. Аглая Бездна выглядела словно приговор. Окончательный и беспощадный.

Бронемашина медленно катила по узкой дорожке, мощёной растрескавшимся жёлтым кирпичом. На хищную морду Ньялы, на оскаленные прутья решётки радиатора, налипло несколько лепестков диких роз.

* * *

Вскоре дорожка, очень похожая на ту, по которой прошла Элли Co, вывела их на большую поляну, что когда-то давно, в прошлой жизни, была аккуратной лужайкой, покрытой мягкой травкой для гольфа. Теперь же зелёный коврик исчез, поглощённый сплетёнными побегами бурьяна, острой осоки, репейника и прочих никчёмных сорняков. Посередине заросшего луга высилась громада старинного особняка. Его стены и многочисленные башенки увивали стебли плюща и дикого винограда; растения попробовали забраться и на острую, черепичную крышу, но не смогли закрепиться там, побеги соскользнули и теперь свисали вниз густой бахромой. Лиственная шуба древнего строения отливала зловещими оттенками фиолетово-серебряной кислотной акварели.

Ньяла остановилась напротив лестницы, охраняемой двумя злобными каменными горгульями и исторгла из себя десант.

Огромный, лохматый мужчина, босой, в серых камуфлированных штанах и бронежилете на голое тело, ловко выскочил из пассажирской дверцы, и, припав щекой к прикладу штурмовой винтовки, бросился вправо, в обход здания.

Худенькая женщина, ростом два вершка, три горшка, одетая в багровый драный сарафан, что свисал с её тонкой талии волнующими лоскутьями, вывалилась из водительской дверцы. Приняв позу стрелка, она отправилась влево, переваливаясь, словно беременная утка, с одной, короткой ноги, на ту, что подлиннее.

Аглая Бездна застыла на пулемётной башне, с таким непроницаемым и