этих, жизни, сказала, хочет спокойной. — Оскар повесил блестящий жилет на соседний стул, и приторный запах одеколона усилился, смешался с потом и новой порцией алкоголя. — Эмре за ней махнул. Эшли и близнецы ещё при тебе повторяли, что… как там…
— Заслуживают лучшего, — передразнил Вегард, показывая пальцами кавычки.
Не-ет, таким ты мне не нравишься.
— Вот, да, — громче, чем следовало ответил Оскар. — А Мэйв с сыном…
Вег резко опустил кружку и уставился на Оскара, кажется, даже в руке что-то хрустнуло.
— Да не-не, — Оскар рвано расхохотался, прерываясь на кашель, — Мэйв с сыном поехала к его отцу. Не поверишь куда. На Вердари! — Он хлопнул ладонью по столу. — Тянет же её на крийцев, а?
О, ещё и бывших вспомнили. Как мило.
Пока снова не заговорил Ариан, Вегард не поднимал взгляда от своей кружки.
— А с севера слышно что-то? — Ан перегнулся через стол, привлекая внимание Оскара. Речь того стала уже слишком громка и несвязна. — Про Агне Круминиш, может?
— А? — Оскар нахмурился на него. — Не, эти не высовываются. Трясутся за своё — после Каллгиры Триия ж на очереди.
Круминиши. Это о них Вег говорил, когда рассказывал про пакт? Но за войском Ан обратился к старому другу, этому Юргису. Тогда какой толк в пакте?
И снова валлетовские переглядки.
— Юргиса можно не ждать, — вслух вынес вердикт Вег.
— Откажет, — кивнул Ариан. Он склонил голову так низко, что будь у Ана старая стрижка, локоны бы уже смели крошки со стола. — К зафери. Выезжаем завтра утром. — Рывком он встал, чуть не уронив стул. — Не засиживайтесь.
За столиком Дакина и Ясмины опустело, Казимира тоже не стала дожидаться «самого последнего тоста».
— Доброй ночи, — пожелала она, но Оскар остановил её, указав трясущимся пальцем:
— Милая барышня, позвольте попросить вас об одолжении. — Как и подобает пропойце, Оскар заговорил высокопарно, едва снова не склоняясь с реверансами.
— Брат, не донимай её…
— Что за одолжение? — спросила Каз с усталой улыбкой. Кто ещё назовёт её «милой барышней»?
— Присмотрите за этим парнем. — Оскар хлопнул Вега по предплечью, едва не расплескав пиво по столу, и сам невесело рассмеялся. — Говорю вам, глаз да глаз… Глаз да глаз за ним нужен. Сбежит так втихую, посреди ночи, гадай потом, жив ли… Сучонок мелкий, а.
— Эй, я же объяснял…
А это уже не моё дело.
Каз заторопилась к лестнице, но мысли было уже не остановить.
Втихую? Он говорил, что год провёл с этими людьми и сбежал, даже не попрощавшись? Нет, таким ты мне точно не нравишься.
* * *
Горячая ванна, мягкая постель, махровое полотенце, чистая одежда, пустая комната без посторонних взглядов, вопросов, вздохов, молитв, причитаний. Как Казимира по этому скучала. Распахнутое окно выходило на небольшой лес, парк посреди города. Дикость для гастинца. Раскинув руки и слушая трескотню насекомых, Каз растянулась на кровати. Да, сейчас в комнату налетят комары, но можно не думать о плохом хотя бы пару минут? Можно насладиться покоем, свежестью и прохладой? Умиротворением.
Отчасти Казимира надеялась, что Вегард придёт к ней. Не останется на ночь, она бы и не позволила, не в эти дни месяца. Просто заглянет проведать, пожелать доброй ночи. Перед свитой ведь они и лишним словом обмолвиться не могли, не то что проявить какую-то ласку, но в дверь так никто и не постучал, и Казимира позволила себе задремать.
Сквозь сон она почувствовала беспокойство, словно над ухом что-то жужжало… Нет, не назойливые насекомые, скорее назойливые мысли, прорвавшиеся даже к сонному мозгу. Странные, глупые предчувствия, которых не отгоняли никакие разумные доводы. Всё будет хорошо. Есть план действий. Все в безопасности, и… Нет, всё равно что-то не так. То ли брошенные Оскаром слова так сказались на ней, то ли нервное напряжение Ариана передалось Казимире за вечер.
Сколько она не ворочалась на мягкой простыне, чувство комфорта и уюта не возвращалось, не спасали и мягкость подушек, и прохлада, и благоухание сада.
У основания черепа будто что-то кололось, что-то эфемерное, ускользающее и необъяснимое. Что-то, зародившее мысль: ничего не будет хорошо.
35
Выехали ранним утром, спешно позавтракав, даже не разговаривая толком.
Крики толпы свита Валлета услышала ещё за пару кварталов до источника шума. Хозяева закрывали свои лавочки и спешили туда, к площади, слуги выходили на пороги домов, тянули шеи, перекрикивались, пытаясь выспросить у остальных, в чём дело. Никто ничего не знал, и воздух вибрировал от напряжения.
Ариан кивнул Вегу, и тот припустил коня вперёд, заставляя зевак расступаться.
— … за ересь против Белой Длани и единого нашего бога Дэума…
Центральная площадь оказалась ближе, чем они ожидали, и свита остановилась позади возбуждённой толпы. Зычный мужской голос разносился над головами, перебивая, заглушая, затыкая всех несогласных. Сидя верхом, Каз видела три фигуры в синем, привязанные к столбам в центре площади. Вокруг них, как истуканы, стояли Белые с длинными палками в руках. Утреннее солнце слепило, но Казимира не отводила взгляда от пленных.
— Что происходит? — спросила она, вытирая левую щёку.
Ясмина остановилась рядом, приподнялась в седле, чтобы получше рассмотреть происходящее, но плюхнулась обратно, словно нога выскользнула из стремени. Насыщенный запах ванили и лимона поблизости сообщил — подъехала Клаудия.
— Инквизиторы Белой Длани выносят приговор Синим Друидам, — объяснила она.
— Так примите ваше наказание! — взвинтился в небо визгливый голос инквизитора. Новый звук, хлёсткий, рассекающий воздух, заставил Казимиру вздрогнуть. Короткий вскрик, ещё два удара. Знакомая херня. Каждый Белый на этой площади держал палку, широкую у основания, узенькую на конце, гибкую и острую, как розги. К концу этого представления спины еретиков рассекут до мяса. Повезёт, если кто-то из троих выживет после потери крови или заражения. Белые не пустят к ним врачей, дюжину дней будут держать в своих подвалах и только после освободят. Если кто-то пройдёт это испытание Дэума и заслужит право измениться, его простят.
— Поехали, — послышался голос Вега. Глухой и тихий.
— Но Лауки же… — начала Каз, горло сжимало от злости и невозможности сделать хоть что-то.
Ариан, Дакин и Ясмина последовали за Вегардом к воротам из города. Клаудия задержалась, с торжеством глядя, как синие рясы рвались на спинах друидов, как вздрагивали, молили, скулили они от боли.
Человек верующий может задаться вопросом: как мой бог допускает ту жестокость, несправедливость, что я вижу каждый день? Почему не помогает невинным, почему болеют даже новорождённые, за которыми нет ещё ни единого греха?
Белая Длань нашла решение этого вопроса. Твой бог не просто это допустил. Твой бог этого хотел. Твой бог выбрал любимчиков, и ты не в
