Книга Шпион по призванию - Деннис Уитли

Когда маркиз кончил говорить, в комнате наступило гробовое молчание. Никто не шевелил ни единым мускулом, глаза всех были устремлены на бледное лицо архиепископа. Наконец прелат медленно повернулся к месье де Рошамбо и промолвил:

— Вы правы, месье маркиз. Только смелость и решительность могут спасти Францию от ужасной катастрофы. Могу вас поздравить — ваши доводы убедили меня. Я даю санкцию месье де Монморену написать письмо в предлагаемых вами выражениях лидерам голландских республиканцев, гарантируя им вооруженную поддержку Франции в их восстании против штатгальтера.

Снова наступило молчание. Маркиз был бледен, как привидение, но в его глазах светилось торжество. Внезапно присутствующие дали волю своим чувствам. Когда архиепископ поднялся, чтобы выйти из-за стола, они разразились шумными приветственными криками. Лебезя перед премьер-министром и называя его величайшим государственным деятелем из всех, каких только знала дюжина поколений французов, они сопровождали его вниз, оставив Роджера на десять минут в одиночестве.

Зная, что маркиз и некоторые из гостей вернутся, как только архиепископ сядет в карету, он оставался у своего столика, обуреваемый потоком эмоций.

Предательский захват Соединенных провинций в результате переворота 10 сентября — первый и важнейший шаг заговора, который должен привести к уничтожению Британии, — казался теперь неизбежным. Оставался лишь один, весьма шаткий путь спасения, и вывести на него свою страну мог только Роджер, если Фортуна будет ему благоприятствовать. Он все еще был убежден, что, если Франция столкнется с угрозой немедленной войны с Англией и Пруссией, она не осмелится выполнить свое обещание голландским республиканцам. Конечно, даже узнав о намерениях Франции, британское правительство, по всей вероятности, будет долго колебаться, прежде чем сделает решительный шаг и направит Франции ультиматум, а такое поведение способно все погубить. Но чтобы у правительства был шанс принять верное решение, оно должно располагать всеми фактами, и никто, кроме Роджера, не был в. состоянии переправить эти сведения через Ла-Манш. Было 28 августа, и время приближалось к полуночи, следовательно, оставалось всего двенадцать полных дней до того, как пороховая бочка взорвется. Правительству потребуется по меньшей мере шесть дней для принятия эффективных контрмер по предотвращению переворота. Это означало, что Роджеру нужно за шесть дней добраться до Лондона — а к утру за ним будет охотиться половина полиции Франции.

Юноша все еще был поглощен обрушившейся на него страшной ответственностью, когда месье де Рошамбо вернулся в комнату вместе с господами де Монмореном и де Ренвалем.

— Теперь займемся письмом! — энергично воскликнул маркиз. — А вы, де Ренваль, тем временем распорядитесь, чтобы ваш багаж отнесли вниз, и переоденьтесь в дорожное платье. Нельзя терять ни минуты — чтобы архиепископ за ночь не передумал, утром вы должны быть на пути в Гаагу. Тогда никому не удастся в последний момент лишить нас нашего триумфа.

— Вы правы, маркиз, — согласился де Ренваль. — Я быстро приготовлюсь к отъезду и присоединюсь к вам. — Он быстро вышел.

Маркиз посмотрел на Роджера:

— У вас есть пергамент? Пишите под мою диктовку четким почерком. Адресуйте письмо его превосходительству мейнхееру ван Беркелу, пенсионарию Амстердама, для передачи их превосходительствам членам Генеральных штатов Соединенных провинций и всем, кого это может касаться.

Роджер взял перо и написал адрес, потом записал послание под диктовку маркиза. Документ был кратким и представлял собой ясное и недвусмысленное обещание вооруженной поддержки Франции, если таковая потребуется для учреждения нового голландского республиканского правительства, которому в будущем должна принадлежать вся верховная власть в Соединенных провинциях.

Граф де Монморен подписал письмо и извлек большую печать из обшитой атласом шкатулки, которую принес с собой. Роджер сходил в свой рабочий кабинет за воском, и документ был запечатан штемпелем министра иностранных дел его величества Людовика XVI Французского.

Сославшись на усталость и еще раз поздравив маркиза, месье де Монморен удалился, и Роджер остался наедине с месье де Рошамбо.

Несмотря на железную самодисциплину, маркиз едва мог сдерживать возбуждение, ожидая, когда месье де Ренваль вернется за письмом. Шагая взад-вперед и заложив руки за спину, он бросил Роджеру:

— Это великая ночь, Брюк! Вы удостоились стать свидетелем исторического события. Более года я неустанно трудился, и теперь, отправляя это послание, начинаю собирать урожай. Через год вы увидите плоды моих трудов на благо Франции. Мы будем свидетелями падения алчной и бессовестной Англии. Проклятый остров наконец будет сокрушен, и лилии Франции станут свободно реять над всеми морями.

На момент маска холодной бесстрастности упала с лица маркиза, явив Роджеру всю ненависть и честолюбие, гнездящиеся в его мозгу. Интуиция подсказывала ему, что тщеславный и ничтожный архиепископ падет, словно колос под серпом жнеца, перед этим демоном империализма, В случае успеха плана всемогущим премьер-министром Европы под пятой Франции стане не Ломени де Бриенн, не де Бретей, де Кастри или де Полиньяк, а маршал и герцог де Рошамбо.

Внезапно снаружи послышался шум. Роджер и маркиз повернулись к двери. Она распахнулась, и в комнату, пошатываясь, вошел граф Люсьен.

При виде Роджера он испустил крик удивления и злобы:

— Mort du diable![137]Никак не мог надеяться обнаружить вас здесь! За эту последнюю дерзость вы поплатитесь головой! — Он обернулся к отцу. — Вам еще неизвестно, какую змею вы здесь пригрели? Этим вечером он ранил меня и убил де Келюса! Мало того, этот пес навлек несмываемый позор на наш дом! Он соблазнил Атенаис!

Роджер опрокинул столик, возле которого он стоял, и бросился к двери. Но было слишком поздно. Привлеченные криками графа Люсьена, двое лакеев уже мчались наверх; в кабинете к ним присоединились Пентандр и месье де Ренваль. Путь был прегражден, а у Роджера не было оружия. Он понял, что попал в западню.