– В чем же тогда заключается мотив твоего странного поведения?
– Ты все равно не поймешь.
– Считаешь меня таким идиотом?
– Нет, но это выходит за рамки твоего понимания.
– Что ты говоришь!
– Хотя мне, могу вполне это сказать, от этого ни холодно, ни жарко.
– Может, все же объяснишься?
– Видишь ли, мон шер, у меня есть свои собственные представления о том, какой должна быть полиция.
– У тебя?
– У меня, у кого же еще. Но скажи-ка, у меня такое ощущение, что ты сам считаешь меня круглым дураком.
– Почему?
– По-моему, тот факт, что у меня есть какие-то свои мысли, тебя очень удивил.
Латур хранил молчание.
– И к чему же сводятся эти твои представления о полиции?
– Знаешь, здесь, посреди болота я на эту тему говорить не буду. Но если тебе нужно будет арестовать какого-нибудь ушлого вора или опасного разбойника, шепни мне на ушко и я продемонстрирую тебе, как следует избавлять общество от подобных людишек.
– Давай отложим этот разговор до лучших времен.
– Хорошо. Только не думай, что сможешь меня одурачить. Гордыня не позволяет тебе признать, что я могу оказаться искуснее тебя, поэтому ты всегда будешь действовать втихаря. Впрочем, мне все равно, можешь держать свои сведения при себе, я и сам найду твоих злодеев. Так, теперь будь осторожен, жандармы на подходе.
– Эй! Ажюдан![24] Сюда!
– Вы нашли беглеца? – спросил командир жандармов.
– Мы его видели, – ответил Жак.
– Где?
– Здесь, на этом месте.
– В самом деле?
– Да. Мы вступили с ним в схватку.
– Чем же она закончилась?
– Один из наших при смерти.
– Как!
– Огромный пес почти сожрал его живьем. А это господин Латур, мой коллега и начальник. Он был не в состоянии что-либо сделать, потому что некий неизвестный персонаж насыпал ему в глаза табаку.
– Он что, с цепи сорвался, этот Жан-Мари?
– Если бы не я, – добавил Жак, – господин Латур бы погиб.
Это заявление подчиненного Латур сопроводил невнятным бормотанием, не означавшим ни да, ни нет.
– И куда этот гренадер подевался?
– Он побежал вон туда, по направлению к аллее Сен-Жан.
– Не может быть! – закричал аджюдан. – Неужели он настолько дерзок, что намеревается вернуться в город?
– На мой взгляд, это очень даже неглупо.
– Вы полагаете?
– Конечно, черт меня подери! Насколько мне известно, все заставы тщательно охраняются?
– Верно.
– Поэтому, чтобы оказаться за городом, Жану-Мари пришлось бы пристукнуть парочку жандармов.
– Определенно.
– Но где гарантия, что после этого он не окажется в руках каких-нибудь враждебно настроенных крестьян, которые с потрохами сдадут его властям?
– Подобные опасения вполне обоснованны.
– Таким образом, убедившись, что все выходы заблокированы, он решил, что будет благоразумнее затеряться среди стотысячного населения города Бордо, где у него есть преданные друзья – те самые, что спасли его от смерти… Не говоря уже о том, что во всем городе не найдется ни одного человека, который не желал бы его укрыть и спасти еще раз, за исключением разве что полицейских и жандармов.
– И то правда!
– Так оно и есть.
– Значит, вы советуете искать этого гренадера в Бордо?
– Если вы его найдете, то только там, – ответил полицейский с улыбкой, которую командир жандармов в ночи не увидел.
– Значит, предпринятые меры положительного результата не дали?
– Пока нет.
– Я имею в виду здесь, в этой части города?
– Если вы об этом, то да, не дали.
– Что ж, я отдаю своим людям приказ разворачиваться и возвращаться в казармы.
Вдруг в ночи раздался какой-то шум, будто кто-то полз в траве. Этот необычный звук сопровождался хрипом.
– Что за чертовщина? – спросил Жак, склоняясь к земле.
– Аджюдан! – послышался слабый голос. – Аджюдан!
– В чем дело? – спросил тот.
Слова его прозвучали неуверенно, ведь в этот поздний ночной час, во тьме, окружающей наших трех персонажей, голос, донесшийся до его слуха, прозвучал поистине пугающе.
Остальные жандармы стояли в сорока шагах в стороне.
– Аджюдан, – произнес голос, – наклонитесь.
– Зачем?
– Иначе вы меня не услышите. Я ранен.
– Ранен?
– Да. И, по всей видимости, вот-вот умру.
– Эге! – воскликнул Жак. – Это же наш бедолага Жозеф. Он взывает к жалости. Надо же, у него хватило мужества приползти аж сюда.
– Когда опасность миновала, ты становишься болтлив, – ответил ему Жозеф.
– Аджюдан, выслушайте Жозефа, он хочет что-то сказать.
Унтер-офицер нагнулся и стал внимательно слушать.
– Эти два человека – предатели, – произнес Жозеф, обращаясь к нему, – они отпустили беглеца.
– Да? Вы в этом уверены?
– Да. Но в первую очередь его спас вот этот! – добавил Жозеф, показывая на Жака.
– Значит, ты все видел? – спросил Латур.
– Да.
– И слышал все, что здесь было сказано?
– Нет.
– Тогда какого черта понапрасну воздух колыхать?
– Я думаю, вы сговорились с мясниками.
– Не обращайте внимания, аджюдан, этот человек бредит. Это ему бульдог искусал все ляжки и вырвал клок из живота.
– Нет-нет, с головой у меня полный порядок, – более твердым голосом сказал Жозеф.
– Как бы там ни было, – проворчал жандарм, – вы, должно быть, большая каналья.
– Но почему? – изумился полицейский, который, подобно многим коллегам, нашел в этой работе свое призвание и, не имея понятия о том, что такое долг, даже не понимал, сколь омерзительно его поведение.
– Почему? – переспросил аджюдан. – Если вы нуждаетесь в объяснениях, то я лишь напрасно потеряю время.
– Но вы арестуете этих двух полицейских?
– Я?
– Да, вы. Говорю же вам, они пособники бандитов.
– Э-э-э… – озадаченно протянул аджюдан, державшийся за свое место и по опыту знавший, что в те времена донос полицейского агента обладал особым весом в глазах чиновников, ответственных за принятие решений.
