Сначала Жан-Мари резко дернул рукой, пытаясь вырвать ее из пальцев Латура.
Ему это удалось. Но гнусный полицейский тут же вновь схватился за одежду Кадевиля.
Тогда борьба стала ужасной и ожесточенной. Враги, каждому из которых, в первую очередь, приходилось плыть, чтобы не пойти ко дну, прилагали отчаянные усилия: гренадер – чтобы избавиться от полицейского, вцепившемуся в него, как спрут, Латур – чтобы не выпустить Жана-Мари, ставшего для него одновременно и жертвой, и последней соломинкой.
И для обоих это был вопрос жизни и смерти.
Они задыхались. Кадевиль чувствовал, что еще чуть-чуть – и у него не останется сил добраться вплавь до берега, если он тотчас же не избавится от врага.
Но это было непросто – Латур неистово вцепился в его воротник.
К тому же бесноватые волны вздымались вверх, пенились, громоздились друг на друга, будто ополоумевшие барашки, а затем низвергались водопадом на головы смертельных врагов, которые на какое-то время исчезали в морской пучине.
Затем они выныривали обратно с прилипшими ко лбу волосами, застилавшими взор, судорожно сжатыми ртами и выражением отвращения на лицах от морской воды – являющейся пароксизмом горечи – которой каждому из них уже довелось с лихвой хлебнуть.
Разговоры между ними давно закончились как совершено бесполезные. Все их силы отнимала эта страшная борьба.
«Эх! И почему я не засунул за пояс саблю!» – думал Жан-Мари.
Однажды солдату показалось, что он одолел противника. Гребя одной рукой, он схватил Латура за горло и сжал его такой лихорадочной, неистовой хваткой, что усилить или ослабить этот нажим ему уже было бы не под силу.
Глаза полицейского расширились и чуть не выскочили из орбит, но этот монстр, сделав над собой нечеловеческое усилие, хватил гренадера за руку зубами и сжал их с такой яростью, что тот был вынужден его отпустить.
– Жан-Мари, спаси меня, спаси! – закричал Латур. – Я до конца дней своих буду служить тебе верой и правдой! Я буду ползать перед тобой на коленях и уеду за границу на том же судне, что и ты.
– Бесполезно, – сказал солдат.
– Почему?
– У меня больше нет сил, – ответил Жан-Мари.
– Неправда! Не опускай рук.
Он, этот негодяй, не терял хладнокровия.
– Нет! – закричал гренадер, вне себя от ярости и желания отомстить. – Все кончено, мы умрем оба, и если меня что-то и радует, то только то, что ты меня не переживешь!
С этими словами гренадер уперся ногой полицейскому в грудь и оттолкнул его от себя с такой силой, что тот наконец отпустил его воротник и исчез в пучине волн.
– Ну наконец-то! – воскликнул муж Кадишон, в душе которого вновь затеплилась надежда.
Но и она оказалась тщетной. Латур хоть и не чувствовал в себе сил доплыть до берега, но окончательно они его еще не покинули, поэтому его голова вновь показалась над поверхностью.
С ним опять нужно было сражаться. Момент был поистине ужасный. Противники обезумели от ярости.
Тем временем благодаря течению они оказались намного ближе к берегу, чем могли надеяться вначале. Первым это заметил Латур.
– Берег! Он уже совсем близко! – сказал он Жану-Мари.
– Да, тот самый берег, где меня ждет смерть.
– Нет, клянусь тебе.
– Ну что ж, плыви за мной, – сказал гренадер, не чувствуя в душе мужества и дальше продолжать эту ожесточенную схватку.
И двое врагов, впервые придя к согласию, выпустили друг друга и поплыли к берегу.
Но так продолжалось недолго.
Предположения Латура оправдались – он почувствовал, что слабеет, и позвал на помощь.
Услышав его крик, Жан-Мари, в израненной душе которого больше не осталось никаких человеческих чувств, приложил все усилия, чтобы вырваться вперед.
Но на беду гренадера очередная волна приподняла его и бросила на Латура, который тут же вновь в него вцепился.
– Тогда умрем вместе! – закричал гренадер.
Затем развернулся и бросился на полицейского агента.
– Тем более, – добавил он, – что так угодно небесам, ведь эта волна не отнесла меня от палача, а наоборот – бросила в его стальные когти.
И гренадер, отказавшись от попыток плыть дальше, схватил полицейского за горло и изо всех сил его сжал.
Латур, готовый в любое мгновение потерять сознание, обвил руками и ногами тело Жана-Мари.
Высокая волна – сильнее и безжалостнее других – обрушилась на непримиримых врагов, сомкнулась над их головами, потащила за собой.
И море больше не вернуло свою жертву[25].
