Лэнс Робертсон, я врач больницы Сент-Мэри-О’Вэлли, где ты сейчас находишься, и еще я заведующий этим отделением. Сейчас проверю, как ты реагируешь на раздражители. Ты можешь почувствовать головокружение и тошноту, но это совершенно нормально. Ни о чем не волнуйся, ладно? Спинка кровати начала опускаться, и вскоре я почувствовала, что моя голова стала очень тяжелой. От мучительного головокружения, казалось, перекрутились кишки, желудок сжался, и я наклонилась набок, чтобы не стошнило на постель, но из моего опустевшего тела ничего не вышло, кроме натужного жгучего кашля, от которого заслезились глаза. Анна бросилась на помощь, убирая волосы с моего лица. Свободной рукой я схватилась за одеяло, чувствуя новый позыв к рвоте.
— Все в порядке, это нормальная реакция, — успокоил доктор, придерживая меня за плечи. — Не нужно бояться. Теперь другое задание: ты можешь повернуться, не двигая ногой?
Я была слишком ошеломлена, чтобы понять, что именно он просит меня сделать. Только теперь, услышав слово «нога», я обратила внимание на странное ощущение в левой ноге, как будто она сильно распухла. От этих мыслей меня отвлек доктор, который аккуратно взял меня за подбородок и повернул мою голову к себе.
— Теперь следи за моим указательным пальцем.
Он посветил в один глаз, я выдержала. Когда посветил в другой, я зажмурилась от сильного жжения. Доктор Робертсон сказал, что мы попробуем еще раз, и я стоически терпела, пока он что-то высматривал в моем воспаленном глазу. Выключив свет, он склонился надо мной и спросил:
— Ника, сколько тебе лет?
— Семнадцать.
— Когда у тебя день рождения?
— Шестнадцатого апреля.
Доктор пробежал глазами по планшетке с моими данными, затем снова посмотрел на меня.
— А эта прекрасная дама, — показал он на Анну, — можешь сказать, кто она? — Это… Анна. Она моя мама… то есть… моя будущая приемная мама, — пробормотала я, и Анна улыбнулась.
Она откинула мои волосы назад и снова погладила по щекам, словно я была самой хрупкой и драгоценной вещью в мире.
— Замечательно, — сказал доктор, — серьезных травм нет. В общем и целом девочка в порядке, — провозгласил он, и все присутствующие в палате облегченно выдохнули.
— А что со мной случилось? — наконец спросила я.
Ответ на этот вопрос я и сама, наверное, знала, потому что мое тело было похоже на какой-то полуразбитый механизм, чьи внутренние детальки слетели со своих мест во время землетрясения и теперь беспорядочно болтались внутри корпуса. Слезы подступали к горлу, пока я рылась в памяти в поисках ответа.
Я поймала взгляд Анны и прочитала в нем страдальческую муку.
— Мост, Ника, — подсказала она мне. — Защитная сетка оборвалась, и ты… упала… в реку… — с трудом произнесла она. — Вас кто-то увидел, сразу вызвали скорую. Нам позвонили из больницы…
— У тебя сломаны два ребра, — вмешался доктор, — и вывихнуто плечо. Мы его вправили, но тебе придется носить бандаж как минимум три недели. Еще у тебя вывихнута лодыжка, — добавил он. — Если представить, через что ты прошла, то можно смело сказать, что ты практически цела и невредима. — Доктор помолчал. — Не думаю, что ты понимаешь, как тебе повезло, — добавил он серьезным тоном, но я больше его не слушала. От страшного предчувствия у меня перехватило дыхание.
— Этот парень тоже был там с тобой, — сказала Анна. — Лайонел. Ты помнишь? Он еще здесь, в больнице. Это он поднял тревогу. Полиция задавала ему вопросы, но они хотели бы знать… — Где он?
Анна подскочила от моего крика. Пульс бился в моем горле так сильно, что я почти задыхалась.
Увидев меня в таком состоянии, Анна прижала ладони к своим щекам. — Он в комнате ожидания, которая прямо у входа… — Анна, — умоляла я, дрожа, — где он? — Я же говорю, он здесь… — Где Ригель?
При этом вопросе все посмотрели на меня. В глазах Анны я увидела боль, которую никогда не смогу выразить словами. Норман сжал ее руку.
Спустя какое-то мгновение, которое показалось бесконечно долгим, он взялся за занавеску рядом с моей кроватью… и потянул ее в сторону: на койке неподвижно лежал человек. Палата закружилась у меня перед глазами, и я схватилась за поручни кровати, чтобы не упасть. Это был Ригель.
Он лежал, чуть повернув голову. По всему лицу расползлись кровоподтеки, из-под бинтов на голове торчали пряди черных волос. Плечи и грудь стянуты повязкой, а из его ноздрей тянулись две трубки. Но больше всего меня поразило, как он медленно дышал.
Нет!
От приступа тошноты у меня снова сжалось горло, по костям побежал холод.
— Я хотел бы сказать, что ему повезло так же, как и тебе, — прошептал доктор. — Но, к сожалению, это не так. У него два сломанных и три треснувших ребра. Ключица сломана в нескольких местах, легкая травма подвздошной кости таза. Но… проблема в голове. Из-за травмы головы он потерял большое количество крови. Мы считаем…
Доктор замолчал, когда медсестра окликнула его от двери. Он извинился и ненадолго вышел, но я даже на него не смотрела. Опустошенная, я не отрывала взгляд от Ригеля.
Он защитил меня своим телом!
— Анна и Норман, — позвал доктор Робертсон, держа в руке какие-то бумаги. — Можно вас на минутку?
— Что случилось? — спросила Анна.
Он многозначительно посмотрел на нее, и она… она, кажется, сразу поняла. В одно мгновение глаза, которые я так любила, наполнились отчаянием.
— Пришло одобрение от Социальной службы, — сказал доктор Робертсон.
— Нет, — покачала головой Анна, отстраняясь от Нормана. — Пожалуйста, нет.
— Ну, как вы знаете, это частная больница, а он…
— Пожалуйста! — умоляла Анна со слезами на глазах, сжимая платье, — не переводите его отсюда, пожалуйста! Ваша больница лучшая в городе. Вы не можете его выписать! Пожалуйста! — Извините, — сокрушенно ответил доктор, — это не зависит от меня. Насколько мы понимаем, вы и ваш муж больше не являетесь законными опекунами мальчика.
Моему мозгу понадобилось время, чтобы переработать услышанное. Что он сказал?
— Я за все заплачу! — Анна лихорадочно мотала головой. — Мы оплатим госпитализацию, лечение, все, что ему понадобится. Не отдавайте его в другую больницу! — Анна, — прошептала я.
Она схватила доктора за полу халата.
— Умоляю вас…
— Анна, что он сказал?
Она
