class="p1">Марта думала о ветчине в медовой глазури, не желая возвращаться мыслями к прокуренному кабинету верхнего этажа, на Набережной:
– Прилюдно я ему ничего не сказала, надо сказать сейчас… – Марта все смотрела на мужа, – но что говорит, когда и так все ясно… – услышав, что Волк собрался лететь в СССР, его светлость обрадовался:
– Отлично. У тебя русский родной. Ты знаешь страну, как свои пять пальцев, включая и зоны… – начальник МИ-6, сэр Ричард Уайт, добавил:
– Мы говорили о вашем участии в миссии, мистер Волков, но вы не военный, не государственный служащий. Мы не имели права предлагать вам пойти на такой риск… – Волк усмехнулся:
– Я сам себе предложил. Со времени моего побега из СССР прошло двенадцать лет, но я не забыл, как стрелять… – Марта постучала сигаретой о стальную пепельницу:
– В общем, теперь я полечу с вами в Стокгольм, провожу вас и вернусь… – Волк открыл рот, она помахала рукой:
– Не спорь. И его светлость, и Дик, то есть сэр Ричард, считают, что Филби не имеет никакого отношения к русским… – проехав мимо Парламента, Волк свернул на север, к Мэйферу, – но береженого Бог бережет, как ты выражаешься. Если он, случайно, увидел какие-то сведения, касательно миссии… – Волк прервал ее:
– Ты говорила, что все наглухо засекречено. Даже со стороны американцев о полете знает едва ли пять человек, включая президента Эйзенхауэра и твою матушку… – Марта позвонила матери по защищенной линии, из своего кабинета. Брат и отец ночевали в Сиэтле:
– Они на выходные приезжают, – объяснила мать, – Пете надо учиться. Ничего, впереди рождественские каникулы, накормлю их до отвала, что называется… – выслушав Марту, она отозвалась:
– Что я могу тебе сказать, милая? Ты знаешь, что он винит себя за арест Рауля. Пусть летит, ты его не остановишь… – Марта и сама это знала, – но проводи их до Стокгольма, удостоверься, что Лубянка не села им на хвост, учитывая недавнее, норвежское фиаско…
Марта уверила мать, что так и сделает:
– Сабина совсем оправилась, – добавила она, – я тебе пришлю все новые фотографии. То есть папе, на его городской ящик… – отец выстроил особняк в Сиэтле, купив два соседних участка:
– Рядом я возведу галерею и офис нашего ателье, – вспомнила Марта веселый голос, – все достанется Петьке, когда он подрастет, а галерея отойдет в подарок городу… – сквозь шум дождя до Марты донесся вздох матери:
– Пришли, пожалуйста. Кроме фотографий, мне никак семью не увидеть. Вы приезжаете, Меир тоже, но с острова мне больше не выбраться… – залаяла собака, что-то зашипело:
– Пират Второй потерял терпение, – рассмеялась мать, – я жарю лосося на гриле, на террасе. Он выпрашивал кусочек, но решил, что сам поймает рыбу… – Марта, внезапно, ласково сказала:
– Дай догадаюсь. Ты стоишь босиком, в джинсах и бретонской тельняшке, что я тебе привезла. Еще на тебе шотландский кардиган. Волосы ты собрала в хвост, пьешь джин с тоником… – через Атлантику и континент до нее донесся звон льдинок в стакане. Мать, деловито, спросила:
– Лак у меня какого цвета… – Марта хихикнула:
– Алого. Я все про тебя знаю, мама. Я тебя люблю… – она поняла, что мать улыбается:
– Я тебя тоже, девочка моя. Провожай их в Россию, но удостоверься, что за ними никто не следит… – повесив трубку, Марта пробормотала:
– Хорошо, что папа в Россию не собирается… – узнав о ее планах. Волк, недовольно буркнул:
– Это ни к чему, мы бы и сами справились, но если ты настаиваешь… – Марта хмыкнула:
– Считай, что я еду в гости к фрау Кампе, Грете. Обещаю, что в Стокгольме вы меня вообще не увидите… – шведская секретная служба обеспечивала миссии трансфер, как сказал герцог, до границы СССР:
– Записка не поддельная, – повторяла себе Марта, – бумагу возили в лаборатории ЦРУ, где подтвердили наши выводы. Бумага советская, карандаш тоже, почерк совершенно точно принадлежит Раулю… – измочаленный конверт перебросили через ограду шведского посольства в Москве:
– На Большом Боженинском переулке, в Хамовниках, – вспомнила Марта, – я часто проходила мимо здания… – Волк, на совещании, заметил:
– Ничего необычного. Я и сам таким образом, в июне сорок первого года, передал в американское посольство рукопись второй книги покойно леди Холланд… – через пятнадцать лет после смерти сестры, герцог, все равно, почти незаметно, дернул щекой:
– Да. Спасибо, Максим, я помню. В общем, у нас нет причин сомневаться в подлинности записки… – лимузин въехал на Брук-стрит. Марта коснулась руки мужа:
– Поспи, хоть пару часов. Процесса у тебя сегодня нет, а в контору не обязательно приезжать к девяти утра. Я сделаю детям завтрак и сама немного отдохну… – она подумала:
– Валленберг, в Будапеште, встречался с Ционой. Но именно что встречался, никаких отношений у них не было. И потом, все считают, что русские ее расстреляли. Но если нет, если это ловушка… – краем глаза Марта увидела на пустынной Брук-стрит знакомую фигуру. Она посмотрела в водительское зеркальце, но светлые, непокрытые волосы скрылись за поворотом:
– Ерунда, близнецы ночуют в Кенсингтоне, у Генрика и Адели. Что одному из них здесь делать, в четверть шестого утра… – над мраморным портиком особняка Кроу раскидывал крылья ворон, черненой стали. Золотилась витая надпись на эмблеме: «Клюге и Кроу. A.D. 1248». Отвернув окно лимузина, Марта набрала четыре цифры на кодовом замке ворот. Замигала лампочка, створки медленно приотворились. Бентли, нырнув вниз, скрылся в подземном гараже.
Иосиф нашел открытое кафе, отмахав почти полчаса по лондонским тротуарам. В Мэйфере, даже в рабочий день, никто не поднимался в такую рань. Он шел мимо витрин лавок для джентльменов, как говорил Тупица, с разложенными на бархате опасными бритвами, с ручкой слоновой кости и помазками барсучьей шерсти, мимо портновских ателье, с манекенами, облаченными во фраки и смокинги.
Остановившись рядом с ювелирным магазином, Иосиф закурил:
– Надо привезти Фриде какую-нибудь безделушку. Она предпочитает антикварные украшения, будущий археолог… – Иосиф ласково улыбнулся. Он любил малышей, как он всегда думал о сестре и Моше. Для брата он выбрал отличную модель истребителя, времен второй мировой. Игрушку Иосиф увидел в детской Максима и юного Ворона. Баронет, немного, покраснел:
– Я в такое уже не играю, – торопливо заявил мальчик, – мне десять лет, но на похожем самолете летал папа… – над кроватью Ворона висел плакат, с фото отца. Стивен Кроу, в авиационном шлеме, весело смотрел в небо:
– Никогда еще столь многие не были обязаны столь немногим, – зачарованно сказал юный Ворон, – смотри, здесь автографы боевых товарищей папы, и подпись сэра Уинстона Черчилля… – бывший премьер-министр поставил уверенный росчерк:
– Сыну гордости Британии. Будь всегда достоин отца, Ворон… – мальчик тоже собирался в шестнадцать лет стать кадетом, в авиационном училище:
– Это мне Густи подарила… – он показал Иосифу красно-белый, авиационный флажок, – видишь, здесь гравировка:
– Расправляй крылья, Ворон… – о Густи Иосифу хотелось думать меньше всего:
– Моше обрадуется самолету… – дождавшись, пока голова немного прояснится, он пошел дальше, – парни все бредят небом, и он, и Эмиль, и Яаков… – Иосиф поморщился. Вчерашний коньяк встал кислым колом в горле:
– О них, то есть о нем, я тоже думать не хочу. Надо выпить кофе, хотя бы слабого. Надо поесть, в конце концов…
Неслышно поднявшись с разоренного дивана Густи, не оглядываясь, он прошел на кухню. Скудное содержимое низкого, американского рефрижератора, напомнило Иосифу собственную квартирку, в Катамоне:
– Нельзя шуметь, – он оглянулся, – нельзя варить кофе. Иначе она проснется, начнет копошиться, готовить так называемый завтрак, объясняться в любви, как ночью… – он, брезгливо, коснулся синяков на шее, – еще придется ее… – Иосифа затошнило:
– С похмелья я на такое не способен, – он быстро оделся, – я и в Израиле ухожу от девчонок, не дожидаясь утра. От девчонок, или… – он отогнал от себя эти мысли:
– Надо все прекратить, надо не отвечать на его записки… – телефона в квартире Иосифа, разумеется, не было. Члены кибуца забирали почту из деревянных ячеек, рядом с комнатой секретариата. Раз в месяц, или даже реже, юноша находил там
