– Тоже нет, – ответил Воланд, и голос его сгустился и потекнад скалами, – романтический мастер! Тот, кого так жаждет видеть выдуманныйвами герой, которого вы сами только что отпустили, прочел ваш роман. – ТутВоланд повернулся к Маргарите: – Маргарита Николаевна! Нельзя не поверить в то,что вы старались выдумать для мастера наилучшее будущее, но, право, то, что япредлагаю вам, и то, о чем просил Иешуа за вас же, за вас, – еще лучше.Оставьте их вдвоем, – говорил Воланд, склоняясь со своего седла к седлу мастераи указывая вслед ушедшему прокуратору, – не будем им мешать. И, может быть, дочего-нибудь они договорятся, – тут Воланд махнул рукой в сторону Ершалаима, ион погас.
– И там тоже, – Воланд указал в тыл, – что делать вам вподвальчике? – тут потухло сломанное солнце в стекле. – Зачем? – продолжалВоланд убедительно и мягко, – о, трижды романтический мастер, неужто вы нехотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, авечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать присвечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортойв надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет ужевас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вынемедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мнепора.
– Прощайте! – одним криком ответили Воланду Маргарита имастер. Тогда черный Воланд, не разбирая никакой дороги, кинулся в провал, ивслед за ним, шумя, обрушилась его свита. Ни скал, ни площадки, ни луннойдороги, ни Ершалаима не стало вокруг. Пропали и черные кони. Мастер и Маргаритаувидели обещанный рассвет. Он начинался тут же, непосредственно послеполуночной луны. Мастер шел со своею подругой в блеске первых утренних лучейчерез каменистый мшистый мостик. Он пересек его. Ручей остался позади верныхлюбовников, и они шли по песчаной дороге.
– Слушай беззвучие, – говорила Маргарита мастеру, и песокшуршал под ее босыми ногами, – слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали вжизни, – тишиной. Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали внаграду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается ксамой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебепридут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Онибудут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когдагорят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, тыбудешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждатьмудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я.
Так говорила Маргарита, идя с мастером по направлению квечному их дому, и мастеру казалось, что слова Маргариты струятся так же, какструился и шептал оставленный позади ручей, и память мастера, беспокойная,исколотая иглами память стала потухать. Кто-то отпускал на свободу мастера, каксам он только что отпустил им созданного героя. Этот герой ушел в бездну, ушелбезвозвратно, прощенный в ночь на воскресенье сын короля-звездочета, жестокийпятый прокуратор Иудеи, всадник Понтий Пилат.
Эпилог
Но все-таки, что же было дальше-то в Москве после того, какв субботний вечер на закате Воланд покинул столицу, исчезнув вместе со своейсвитой с Воробьевых гор?
О том, что в течение долгого времени по всей столице шелтяжелый гул самых невероятных слухов, очень быстро перекинувшихся и вотдаленные и глухие места провинции, и говорить не приходится, и слухи эти дажетошно повторять.
Пишущий эти правдивые строки сам лично, направляясь вФеодосию, слышал в поезде рассказ о том, как в Москве две тысячи человек вышлииз театра нагишом в буквальном смысле слова и в таком виде разъехались по домамв таксомоторах.
Шепот «нечистая сила...» слышался в очередях, стоявших умолочных, в трамваях, в магазинах, в квартирах, в кухнях, в поездах, и дачных идальнего следования, на станциях и полустанках, на дачах и на пляжах.
Наиболее развитые и культурные люди в этих рассказах онечистой силе, навестившей столицу, разумеется, никакого участия не принимали идаже смеялись над ними и пытались рассказчиков образумить. Но факт все-такиостается фактом, и отмахнуться от него без объяснений никак нельзя: кто-топобывал в столице. Уж одни угольки, оставшиеся от Грибоедова, да и многоедругое слишком красноречиво это подтверждали.
Культурные люди стали на точку зрения следствия: работалашайка гипнотизеров и чревовещателей, великолепно владеющая своим искусством.
Меры к ее поимке, как в Москве, так и за пределами еедалеко, были, конечно, приняты немедленные и энергичные, но, к великомусожалению, результатов не дали. Именующий себя Воландом со всеми своимиприсными исчез и ни в Москву более не возвращался и нигде вообще не появился иничем себя не проявил. Совершенно естественно, что возникло предположение отом, что он бежал за границу, но и там нигде он не обозначился.
Следствие по его делу продолжалось долго. Ведь как-никак, адело это было чудовищно! Не говоря уже о четырех сожженных домах и о сотняхсведенных с ума людей, были и убитые. О двух это можно сказать точно: оБерлиозе и об этом несчастном служащем в бюро по ознакомлению иностранцев сдостопримечательностями Москвы, бывшем бароне Майгеле. Ведь они-то были убиты.Обгоревшие кости второго были обнаружены в квартире N 50 по Садовой улице,после того как потушили пожар. Да, были жертвы, и эти жертвы требовали следствия.
Но были и еще жертвы, и уже после того, как Воланд покинулстолицу, и этими жертвами стали, как это ни грустно, черные коты.
Штук сто примерно этих мирных, преданных человеку и полезныхему животных были застрелены или истреблены иными способами в разных местахстраны. Десятка полтора котов, иногда в сильно изуродованном виде, былидоставлены в отделения милиции в разных городах. Например, в Армавире один изни в чем не повинных котов был приведен каким-то гражданином в милицию сосвязанными передними лапами.
Подкараулил этого кота гражданин в тот момент, когдаживотное с вороватым видом (что же поделаешь, что у котов такой вид? Это неоттого, что они порочны, а оттого, что они боятся, чтобы кто-либо из существболее сильных, чем они, – собаки и люди, – не причинили им какой-нибудь вредили обиду. И то и другое очень нетрудно, но чести в этом, уверяю, нет никакой.Да, нет никакой!), да, так с вороватым видом кот собирался устремиться зачем-тов лопухи.
Навалившись на кота и срывая с шеи галстук, чтобы вязатьего, гражданин ядовито и угрожающе бормотал:
– Ага! Стало быть, теперь к нам, в Армавир, пожаловали,господин гипнотизер? Ну, здесь вас не испугались. Да вы не притворяйтесь немым.Нам уже понятно, что вы за гусь!
