Самый первый Кремль, Кремль Юрия Долгорукого, сменивший изначальный поселок, был относительно невелик и располагался на естественной площадке на вершине Боровицкого холма. Впрочем, в те времена подобные сооружения именовались другим словом — «детинец».(слово «кремль» получило распространение лишь в XIV в.). Детинец представлял собой не одно здание, как европейские замки феодальной эпохи, а целый архитектурный комплекс, в центре которого размещалась резиденция князя, рядом с которой располагался собор, а вокруг этого доминирующего центра — жилища приближенных бояр, помещения для воинов и слуг, склады. Разумеется, Юрий Долгорукий укрепил московский детинец — он был обнесен высоким и прочным тыном (непроницаемым забором из мощных бревен, вертикально вкопанных в землю).
Тын из вековых бревен был временным — уже в 1156 г. Юрий Долгорукий приказал сменить его деревянными стенами с дозорными башенками, выстроенными согласно последним веяниям фортификации того времени.
Военная наука той поры предписывала окружать детинец заполненным ведой рвом. Тут-то и сказался военный гений Юрия Долгорукого: выбранное им для постройки резиденции место было не только расположено на высоком холме, склоны которого в случае осады делали бы продвижение вражеских воинов затруднительным — у своего подножия Боровицкий холм был с двух сторон окружен естественными водоемами, что сводило труд по выкапыванию защитного рва и последующий уход за ним (очистка и т. д.) к минимуму! Ведь с одной стороны под Боровицким холмом плескалась широкая Москва-река, а с другой — текла река Неглинная. Она тоже была достаточно широка и полноводна: по всему ее течению располагались водяные мельницы и бани, а кроме того, шесть прудов, в которых разводили рыбу. Чтобы окружить треугольный в плане холм водой, потребовалось устроить ров лишь с одной стороны, соответствующей современной Красной площади.
Все постройки первого Московского Кремля были деревянными, и от них ничего не сохранилось. Это естественно: древесина вообще не самый долговечный материал, а к тому же архитектурные сооружения Кремля не раз становились объектом перепланировок и перестроек, гибли в пожарах. Исчезали здания, но Кремль жил, непрестанно обновляясь, становясь все красивее и больше. Уже при первой реконструкции, предпринятой Юрием Долгоруким, территория детинца увеличилась в 5–6 раз. Вырос и посад: расширяясь в восточном направлении, он охватил территорию нынешнего исторического района Зарядье, а его северная граница, приблизившись к склону Боровицкого холма, заканчивалась примерно на том месте, где сегодня мы с вами можем увидеть здание кремлевского Арсенала. Все это кипело жизнью. Застраивалась теремами бояр территория детинца, неустанно работали посадские ремесленники. К городу спешили сотни крестьянских телег с продовольствием и возвращались обратно, наполненные приобретенными в Москве товарами. Среди этих покупок были не только изделия городских ремесленников. — по Москве-реке к московской пристани (располагавшейся примерно там, где в советское время была выстроена гостиница «Россия») часто прибывали купцы, снабжавшие Москву товарами из других княжеств, и даже «торговые гости» из Византии и Скандинавии. Прибывали купцы и посуху — в Москве скрещивались дороги, соединявшие Великий Новгород и Рязань, Смоленск и Владимир. В этом был один из секретов богатства и славы новорожденного города: расположенная на перекрестке оживленных торговых путей, Москва стала местом, где встречались караваны с разных концов тогдашней ойкумены.
Но не только праздничная атмосфера изобилия царила в Москве. На стенах детинца можно было увидеть несших караул суровых воинов. Ведь Москва стояла на самом краю земель Владимиро-Суздальского княжества и, в сущности, была пограничной крепостью, прикрывавшей проход на его территорию. Зимой 1237/38 гг. к стенам детинца подступили войска хана Батыя. Жители посада спрятались за деревянными стенами детинца. Не только княжеская дружина — все, кто мог держать в руках оружие, приготовились встретить врага. Москвичи знали, что их ждет: беспощадный Батый, как смертоносный ураган, пронесся над Рязанским княжеством, испепелив его дотла. Огромное количество людей погибло или было угнано «в полон», на месте прекрасных храмов Рязани дымились пепелища… В погибшей Рязани не осталось ни единой живой души. Расправившись с Рязанским княжеством, владыка Золотой Орды обратил свой взор на Владимир. Но отважный рязанский воевода Евпатий Коловрат, спешивший из Чернигова на помощь родному городу, во главе 1700 воинов бросился вслед татарским отрядам, двигавшимся значительно медленнее обычного из-за обилия добычи. Горевшие желанием отомстить за погибших близких, воины Коловрата знали, что вдут на верную смерть. И все же ни один из них не отказался последовать за своим командиром. Их героические усилия замедлили движение войск Батыя, и к тому моменту, когда татаро-монголы подошли к Москве, ее жители уже знали о случившемся и были готовы защищаться. Скаты Боровицкого холма, по обычаю того времени, были политы водой, чтобы ледяные склоны мешали подъему вражеских воинов.
И все же Москва не устояла. После тяжелой осады город был захвачен, разграблен и сожжен. «Люди избиша от старьца до сущего младенца, а град и церкви… огневи предаша, и монастыри вси и села пожгоша, и множество именья всемше, отыдоша», — свидетельствовал летописец. Казалось, что новой крепости уже не суждено оправиться — как не встала из пепла пожарищ Рязань (вернувшиеся на ее пепелище люди не захотели строиться на месте, омраченном бесчисленными трагедиями, и поселились неподалеку, основав так называемую Новую Рязань — ту Рязань, которую мы знаем сегодня). Однако первое серьезное испытание, приготовленное для нее судьбой, Москва выдержала с честью. Жители окрестных деревень, обитатели посада, которые по тем или иным причинам не остались в детинце во время осады, беглецы из ордынского плена — все они один за другим приходили к Боровицкому холму, и скоро в московских лесах уже застучали топоры, знаменуя возрождение города.
К середине XIII в. Москва не только восстановила свое былое могущество, но и стала центром самостоятельного Московского княжества, «…в 1328 году Москва была уже столицей всей России, потому что Иван Данилович Калита перенес в нее из Владимира свой великокняжеский престол», — рассказывал о событиях того времени М. Н. Загоскин («Москва и москвичи»).
А к 1339 г. князь Московский и Владимирский Иван Данилович Калита возвел на Боровицком холме рубленные из дуба стены и башни. Этому событию предшествовали два пожара — в 1331 и 1337 гг., уничтоживших обветшавшие укрепления.
Кроме этого, Ивану Даниловичу принадлежит и немалая роль в усилении Московского княжества, территорию которого князь неуклонно увеличивал, присоединяя к сфере своего влияния все новые и новые земли. За эту свою политику, а также за то, что в своих начинаниях Иван Данилович искусно использовал поддержку Золотой Орды. С показным смирением он девять раз ездил на поклон, каждый раз отвозя в Орду богатые дары, и в конце концов добился того, что ему был выдан «ярлык на великое княжение» — документ, в котором ханы Золотой Орды, контролировавшие политическую жизнь на Руси, объявляли Калиту «старшим» среди остальных русских князей. Более того, Иван Данилович сумел оставить за собой право на сбор предназначенной для отправки в Орду дани — до этого сбором занимались исключительно ордынские чиновники-баскаки. Разумеется, хан не собирался баловать московского князя излишним доверием, и сбор дани проходил под контролем назначенных Ордой наблюдателей, но все же благотворный результат этого договора был для Москвы очевиден. Во-первых, и Московское княжество, и вся Русь в целом были наконец избавлены от «наездов» (это слово в то время обозначало краткую военную экспедицию, направленную исключительно на захват добычи) ордынских отрядов, и в хрониках того времени можно было прочесть: «Бысть тишина великая по всей Русской земле на сорок лет, и пересташа татарове воевати землю русскую». Во-вторых, став великим князем, Иван Данилович мог рассчитывать на повиновение остальных крупных феодалов. И, наконец, не следует думать, что князь был настолько наивен, что не оставлял в своей казне хотя бы незначительную часть собранной дани. Вскоре Ивана Московского называли самым богатым князем Руси.
