Море было спокойным, а солнце огромным и красным.
Гега обнял Тину и поцеловал ее в щеку. Тина положила голову ему на плечо и снова почувствовала, что во всем мире у нее нет никого ближе Геги.
– А человек может переплыть море?
– Если захочет, человек все может.
– Я тебя не теоретически спрашиваю. На самом деле он может переплыть это море?
– По ширине?
– Да, до Турции.
– Может. У нас в киностудии был один режиссер или оператор, по фамилии Александрия, так вот он переплыл.
– Переплыл Черное море?
– Да, отсюда до Турции.
– Как?
– Потихоньку.
– Скажи правду.
– Правда переплыл.
– Как?
– Тренировался и переплыл.
– Все море?
– Когда доплыл до Турции, его подняли на корабль.
– Значит, до конца все же не доплыл.
– А где он сейчас?
– В Америке…
Потом они молча сидели на морском берегу, среди белых камешков, и поэтому их удивило, что они не заметили, как к ним подошли вооруженные автоматами пограничники. Вначале у Тины и Геги потребовали документы, потом им объяснили, что своим аморальным поведением они нарушают общественный порядок. Встав, Тина удивленно огляделась – хотела убедиться, был ли этот пустынный берег и в самом деле местом общественных встреч. Но еще больше ее удивило, что, как оказалось, класть голову на плечо любимому считается аморальным поведением.
Тина была удивлена, а Гега сердит – он чувствовал себя униженным. Тина испугалась, что он может что-нибудь ответить вооруженным людям, она взглядом попросила его ничего не говорить пограничникам. Гега от злости закусил губу, но все-таки, не проронив ни слова, послушно последовал за Тиной к дому и долго молчал…
Гега молчал. Он неподвижно лежал, и Тина до тех пор осторожно, как ребенка, гладила его по голове, пока он не нарушил молчание:
– Вот поэтому я и не хочу здесь жить…
– Армия и полиция всюду грубые, властные.
– Но любовь нигде не запрещена.
– В свободных странах, может, и не запрещена.
– Я тоже хочу жить в свободной стране, а ты не хочешь?
– Я хочу быть с тобой.
– А свобода тебе не нужна?
– Вместе с тобой я везде свободна.
– Если уеду, поедешь со мной?
– Я не смогу переплыть море.
– Я тоже не смогу… Так хорошо я плавать не умею.
– А что ты собираешься сделать?
– Перелететь.
– А летать ты умеешь лучше?
– Ты же ангел, главное – чтобы твои крылья смогли поднять нас обоих.
– Я серьезно спрашиваю, что ты собираешься делать?
– Я тоже серьезно говорю, что ты ангел.
– Скажи правду.
– Я и вправду улечу, но вместе с тобой…
Тина встала, открыла окно и посмотрела на море. Черное море действительно было черным.
Дато вместе с братьями внимательно слушали отца Тевдоре. Его комната производила впечатление комнаты беззаботного молодого человека, но монах очень спокойно беседовал на очень простые, но по тому времени очень важные темы.
– На следующий день после вашего отъезда меня опять навестили.
– Что им было нужно?
– Наверное, хотели узнать, что за дело привело вас ко мне.
– И что ты ответил?
– А то и сказал, о чем мы тогда говорили.
– О чем говорили?
– О Боге, Добре и Любви.
– Они этого боятся?
– Больше всего они боятся именно этого, но вслух не признаются, и публично с церковью не воюют. Даже наоборот – поменяли стратегию, со священниками и монахами обращаются с подчеркнутым почтением, так, чтобы все это видели, а КГБ тайно за каждым следит.
– И что ты будешь делать?
– То же, что и всегда. Препятствия лишь укрепляют меня в вере, так начинался и путь первых христиан. Испытания пестуют веру…
– Ты – монах и уже сделал свой выбор.
– Человек всегда и везде должен делать выбор, и не важно, светский ли он человек, или духовное лицо. Все равно должен сделать выбор между добром и злом, светом и тьмой, рабством и свободой…
– Мы тоже сделали свой выбор, – сказал Кахабер.
Он вначале посмотрел на друзей, потом на монаха и повторил эту фразу.
– Какой выбор? – спросил отец Тевдоре всех сразу.
Ребята еще раз переглянулись, как бы колеблясь, и после этой паузы Паата, посмотрев в глаза отцу Тевдоре, очень спокойно сказал:
– Мы уезжаем.
– Как?
– Самолетом.
– Как?
– Сядем в Турции на американской военной базе, а там уже они сами о нас позаботятся.
– Как?
– Как о литовцах, помнишь, в прошлом году, их в Америке приняли как героев?
– Литовцам просто повезло.
– И нам повезет, слегка припугнем пилотов, они и свернут.
– А чем вы их припугнете?
– Пригрозим оружием…
– А как вы оружие в самолет пронесете, ведь всех тщательно обыскивают?
– Кроме священников и монахов, – ответил Дато и вместе с ребятами стал ждать реакции отца Тевдоре.
Монах догадался, о чем его просят, и поэтому спросил:
– А если будут жертвы?
– Жертв не будет.
– А если?
– Не будет.
– Исключено?
– Исключать ничего нельзя.
– Значит, могут быть.
– Только теоретически.
– Поэтому и теоретически не стоит…
– Что не стоит?
– Ценой жизни даже одного человека ничего не стоит начинать – какая бы то ни было свобода не стоит жизни человеческой, ни одна цель ее не стоит. Жизнь каждого человека принадлежит только Богу, и только Бог решает, когда человеку умереть…
– Но мы не собираемся никого убивать, – прервал его Паата и сердито посмотрел на Дато. – Оружие нужно только для того, чтобы припугнуть пилотов, и все.
– Жертвы обычно следуют за страхом, а пилотам никто и не позволит посадить самолет в Турции.
– Но литовцы же смогли? – опять прервал его Паата.
– Вот поэтому вы уже не сможете их заставить. Русские не повторят ошибки…
Братья встали, молча взяли свои куртки и, не прощаясь, ушли. В комнате остались только Дато и монах. После длительной паузы, улыбаясь, отец Тевдоре произнес:
