Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
Таким видел город немецкий мистик Карл Май, написавший книгу «Из Багдада в Стамбул».
«Приезжающие в Стамбул гости с Запада чаще всего не ощущают ни этой печали, ни даже меланхолии. Даже Жерар де Нерваль, которого меланхолия в конце концов довела до самоубийства, был, по его словам, приятно возбужден красками города, напряженностью его жизни, пышностью церемоний и даже писал, что слышал, как женщины смеялись на кладбище. Возможно, это объясняется тем, что Нерваль побывал в Стамбуле в те дни, когда разрушение и утраты еще не вполне наложили на город свой отпечаток и Османская империя еще крепко стояла на ногах, но скорее всего – тем, что Нерваль, сочиняя свое пространное «Путешествие на Восток», наполнял его стереотипным «восточным колоритом», чтобы забыть о своей собственной меланхолии».
Конечно же, О. Памук, упоминающий французского путешественника, романтика де Нерваля, оставившего колоритные воспоминания о Востоке и Стамбуле.
Вообще путешественники прежних эпох, очарованные экзотикой Востока и сказками Шахерезады о проведенных в гареме султана тысячи и одной ночи, присматривались к Стамбулу с особой тщательностью, описывая город и его услады с фантастической любовью.
Итальянец Эдмондо де Амичис, побывавший здесь в XIX веке, оставил свой путеводитель по Стамбулу – книгу «Constantinople». Исходя из его текстов, можно понять, чего уж нет, а что еще узнаваемо… Автор восторженно писал[9]:
«О Константинополе не может быть сомнений, даже самый недоверчивый путешественник уверен в нем. Там всякий очарован, и вовсе не из-за великого прошлого или привычки восхищаться. У этого города есть своя универсальная и суверенная красота, изумляющая поэта и археолога, посла и торговца, принца и матроса, северянина и южанку. Это самое прекрасное место на Земле, весь мир так считает. Авторы путевых заметок, прибывая сюда, впадают в отчаяние. Пертусье заикается, Турнефор признает язык бессильным, Фонкевиль объявляет место другой планетой, Лакруа сбит с толку, Виконт де Марселлус впадает в экстаз, Ламартин благодарит Бога, Готье сомневается в реальности увиденного, и все вместе нагромождают один образ на другой; стараются придать стилю как можно больше изящества и изнуряют себя тщетным поиском точных выражений. Только Шатобриан описывает свой въезд в Константинополь в поразительно спокойной манере, но и он обращает внимание на красивые виды, называя их «самыми прекрасными в мире». Леди Мэри Уортли Монтегю использует то же выражение, но роняет слово «возможно», как бы намекая на первенство своей собственной красоты, о которой она много думала.
Карл Фридрих Май – немецкий писатель, поэт, композитор, автор книги «Из Багдада в Стамбул»
Есть еще один холодный немец, который говорит, что самые милые иллюзии молодости и даже чувство первой любви уступают силе того сладкого чувства, которое наполняет душу при виде этого чарующего региона; а один образованный француз признается, что Константинополь прежде всего внушил ему страх…
Знаменитых похвал нам оказалось мало, и мы пошли снимать свидетельские показания у матросов. Даже они, грубые бедные парни, в попытке выразить красоту искали необычные сравнения, таращили глаза, растопыривали пальцы, менялись в голосе и совершали медленные широкие жесты, как делают мужчины, потерявшие дар речи от изумления. «Входить в Стамбул ясным утром, – сказал главный рулевой, – поверьте мне, синьоры, это великий момент в жизни человека».
Одна-две минуты требуются, чтобы обойти дворцовый мыс, наполненный светом и красками. И вот мы увидели весь Константинополь! Великий, роскошный Константинополь, слава Создателю и человеку! Я и не мечтал познать такую красоту!
И я, слабый человек, должен сделать описание, иметь наглость осквернить своими жалкими дешевыми словами это божественное видение! Кому удалось это сделать? Шатобриан, Ламартин, Готье, что вы там мямлили? Мою голову все еще переполняют слова и образы, но они отказываются ложиться на бумагу».
Так звучит «путешествие по любви». И насколько отличается от него «путешествие по прихоти», предпринятое следующим претенциозным автором.
Эдмондо де Амичис – итальянский писатель XIX века, автор путеводителя по Стамбулу
«Мое желание попасть в Стамбул никогда не было желанием подлинным. Не уверен даже, следует ли вообще употреблять здесь это понятие. <…>
«Главная» эта причина представляет собой верх надуманности. Состоит она в том, что несколько лет назад в разговоре с одним моим приятелем, американским византинистом, мне пришло в голову, что крест, привидевшийся Императору Константину во сне, накануне его победы над Максентием, – крест, на котором было начертано «Сим победиши», был крестом не христианским, но градостроительским, т. е. основным элементом всякого римского поселения. Согласно Эвсебию и прочим, вдохновленный видением этим, Константин немедленно снялся с места и отправился на Восток, где, сначала в Трое, а потом, внезапно Трою покинув, в Византии он учредил новую столицу Римской Империи – т. е. Второй Рим. Последствия это перемещение имело столь значительные, что, независимо – прав я был или неправ, мне хотелось взглянуть на это место. В конце концов, я прожил 32 года в Третьем Риме, примерно с год – в Первом. Следовало – для коллекции – добрать Второй.
Много прекрасных писателей воспели в своих произведениях этот великий город…
Я прибыл в этот город и покинул его по воздуху, изолировав его, таким образом, в своем сознании, как некий вирус под микроскопом… Меня действительно немного лихорадит от увиденного; отсюда – некоторая сбивчивость всего нижеследующего…
Бред и ужас Востока. Пыльная катастрофа Азии. Зелень только на знамени Пророка. Здесь ничего не растет, опричь усов. Черноглазая, зарастающая к вечеру трехдневной щетиной часть света. Заливаемые мочой угли костра. Этот запах! С примесью скверного табака и потного мыла. И исподнего, намотанного вкруг ихних чресел что твоя чалма. Расизм? Но он всего лишь форма мизантропии. <…>
Как везде на Востоке, здесь масса чистильщиков обуви, всех возрастов, с ихними восхитительными, медью обитыми ящичками, с набором гуталина всех мастей в круглых медных же контейнерах величиной с «маленькую», накрытых куполообразной крышкой. Настоящие переносные мечети, только что без минаретов. Избыточность этой профессии объясняется именно грязью, пылью, после пяти минут ходьбы покрывающей ваш только что отражавший весь мир штиблет серой непроницаемой пудрой. Как все чистильщики сапог, эти люди – большие философы. А лучше сказать – все философы суть чистильщики больших сапог. Поэтому не так уж важно, знаете ли вы турецкий. <…>
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
