Дон Камилло простил. Но одна вещь не давала ему покоя, словно кость в горле: ему было ужасно любопытно, кто именно его треснул.
Прошло некоторое время, и однажды вечером дон Камилло увидел сквозь решетчатое окошко исповедальни лицо Пеппоне, вождя местных коммунистов.
Уже одно то, что Пеппоне пришел на исповедь, не могло не ошеломить. Дон Камилло приосанился:
— Господь с тобою, брат, ибо ты нуждаешься в Его святом благословении как никто другой. Давно ты не был у исповеди?
— С 1908 года, — ответил Пеппоне.
— Представляю, сколько ты нагрешил за двадцать восемь лет — с теми-то идейками, что вбил себе в голову.
— Немало, — вздохнул Пеппоне.
— Ну, например?
— Например, два месяца назад я вас отдубасил.
— Тяжкий грех, — ответил дон Камилло. — Подняв руку на служителя Божия, ты оскорбил самого Бога.
— Я раскаялся в этом! — воскликнул Пеппоне. — И потом, я вас бил не как служителя Божия, а как политического противника. Минутная слабость…
— А кроме этого и кроме принадлежности к этой твоей проклятой партии, имеешь ли ты грехи на совести?
Пеппоне выложил все, что у него накопилось. По большому счету, не так уж много, и дон Камилло с этим быстро покончил, наказав прочесть пару десятков «Отче наш» и «Богородицы». Пеппоне встал на колени перед алтарной оградкой для исполнения своей епитимьи, а дон Камилло преклонил колена у Распятия.
— Господи, — сказал он, — прости, но я ему сейчас врежу.
— Даже не думай, — ответил Иисус. — Я его простил, и ты должен простить. В сущности, он хороший человек.
— Иисусе, не верь Ты этим красным, — все равно в конце концов надуют. Посмотри лучше на него: разбойничья рожа!
— Рожа как рожа, а у тебя, дон Камилло, сердце точит яд.
— Господи, я ведь хорошо Тебе служил, лишь об одном прошу: позволь, я ему разок, всего один раз заеду подсвечником по затылку! Ведь это просто подсвечник!
— Нет, — ответил Иисус. — Руки даны тебе, чтобы благословлять, а не чтобы бить.
Дон Камилло вздохнул, поклонился и вышел из-за оградки алтаря. Он обернулся, желая еще раз перекреститься, и оказался как раз за спиной у коленопреклоненного Пеппоне.
— Хорошо, — прошептал он, молитвенно складывая руки и умоляюще глядя на Иисуса, — руки мне даны, чтобы благословлять, но ноги-то — нет!
— Это верно, — произнес Иисус из-под свода, — но прошу тебя, дон Камилло, — один раз и хватит!
Пинок был молниеносным. Пеппоне не шелохнулся. Только поднялся на ноги и вздохнул с облегчением:
— Я уже десять минут ждал чего-то такого, и теперь мне намного спокойнее.
— Мне тоже! — воскликнул дон Камилло: с его сердца будто камень свалился, и теперь оно было свободным и ясным, как летнее небо.
А Иисус ничего не сказал, но было видно, что Он тоже доволен.
Крестины
Неожиданно в церковь вошли мужчина и две женщины, одна из которых была женой Пеппоне, вожака местных коммунистов.
Дон Камилло, стоявший на стремянке и чистивший порошком «Сидол» нимб святого Иосифа, обернулся и спросил, чего им надо.
— Есть что окрестить, — ответил мужчина. А одна из женщин показала узелок с ребенком.
— Кто его произвел? — спросил дон Камилло, спускаясь со стремянки.
— Я, — ответила жена Пеппоне.
— Со своим мужем? — поинтересовался дон Камилло.
— А то с кем? Не с вами же! — отрезала женщина.
— Злиться тут не на что, — заметил дон Камилло, направляясь к ризнице. — Я знаю, у вас в партии теперь в моде свободная любовь, не так ли?
Проходя около алтаря, дон Камилло преклонил колени и подмигнул Распятию.
— Ты слышал, как я поддел этих безбожников?
— Перестань нести вздор, дон Камилло, — неодобрительно сказал Христос. — Будь они безбожники, они не приходили бы сюда крестить своих детей. А если бы жена Пеппоне дала тебе пощечину, ты получил бы по заслугам.
— Если бы жена Пеппоне дала мне пощечину, я бы их всех троих за шкирку и…
— И что? — сурово вопросил Христос.
— Ничего. Так, к слову пришлось, — быстро ответил дон Камилло и поднялся с колен.
— Дон Камилло, поаккуратнее, — предупредил его Иисус.
Дон Камилло облачился и подошел к купели.
— Как вы хотите его назвать? — спросил он у жены Пеппоне.
— Ленин Либеро Антонио, — ответила она.
— Езжай крестить его в СССР, — спокойно произнес дон Камилло и закрыл купель крышкой.
Руки у дона Камилло были огромные, как лопаты, и эти трое вышли, не смея дышать от страха. Дон Камилло попытался незаметно проскользнуть в ризницу, но голос Христа его остановил:
— Дон Камилло, ты поступил отвратительно! Догони этих людей, позови их обратно и окрести ребенка.
— Господи, — ответил дон Камилло, — хочу Тебе все же заметить, что крещение — это не шутка, крещение — это свято…
— Дон Камилло, — прервал его Иисус, — ты Меня собрался учить тому, что такое крещение? А ведь это Я его вам заповедал! Говорю тебе: ты поступил мерзко. Потому что если этот ребенок умрет, пока мы здесь разговариваем, то ты будешь виновен в том, что он не сможет войти в рай!
— Не надо драматизировать, Господи! С чего это он вдруг умрет — такой здоровый ребенок, кровь с молоком!
— Это не имеет значения, ему на голову может свалиться кирпич, с ним может приключиться удар… Ты должен его окрестить!
Дон Камилло развел руками:
— Господи, ну Сам подумай! Если бы знать наверняка, что он потом попадет в ад, то и ладно: но этот-то, хоть и сын столь мерзкого субъекта, может в один прекрасный день нежданно-негаданно оказаться в раю. И посуди, вправе ли я допустить, чтобы в рай попадали личности по имени Ленин? Я же забочусь о репутации рая.
— О репутации рая забочусь Я, — возвысил голос Иисус. — Мне важно, чтобы человек был честным: а зовут его Ленин или, скажем, Горшок, Мне все равно. В крайнем случае, ты мог бы напомнить этим людям, что экстравагантные имена часто создают детям неприятности.
— Ладно, — ответил дон Камилло, — я, как всегда, неправ. Попробуем спасти положение.
В эту минуту в церковь кто-то вошел. Это был Пеппоне. Один, с ребенком на руках. Пеппоне задвинул щеколду на двери.
— Я отсюда не выйду, — сказал он, — пока моего сына не окрестят тем именем, которое я хочу ему дать.
