Зато покрывало, в отличие от небрежной постели Эннеи, было гладко заправлено и туго натянуто со всех сторон. Подголовный валик, украшенный с обоих торцов совсем детскими кисточками, лежал строго посередине, будто демонстрируя: «Взгляните-ка, днем здесь постели не касаются!»
У входной двери к стене был пришпилен небольшой свиток с университетскими правилами. Самое время было ознакомиться. Но только Таллури приступила к нему и успела прочитать об общем распорядке обучения от первой до высшей ступени, вбежала Рамичи и все-таки увлекла ее наружу — осматриваться.
— Мы живем здесь, в парке. Вон там, откуда ты пришла, вход и посадочная площадка-стоянка для машин. В основном — студенческих. Машины преподавателей и жрецов стоят в другом месте. А гости Университета и выпускники, многие из которых стали, знаешь ли, очень известными людьми и почетными гражданами Атлантиды, они могут оставлять свои аппараты прямо перед Университетом. Там есть специальная площадка, на подиуме. Так, здесь мы берем продукты, ну, овощи там, фрукты, сыр, хлеб и что хочешь еще. А вот здесь — одежда. Кстати, тебе ведь надо получить тунику первой ступени. Потом? Ну, ладно, как хочешь, идем дальше.
Рамичи вела ее от здания к зданию, а Таллури все глядела на парк — густой у жилых строений, он постепенно редел, дорожки, собирающиеся, как ручейки к реке, к центральной аллее, будто расширяли ее, все больше и больше, пока она не превратилась в широкий «проспект» с красивым каналом посередине.
— Здесь, вдоль канала — аллея фонтанов и бывают праздники с фейерверками!
— Ты всё это видела? — восхитилась Таллури, не отводившая зачарованного взгляда от белых и розовых водяных лилий, покачивающихся в зеркальной воде канала.
— Нет, сама не видела, — с удовольствием вещала Рамичи, — но мои земляки, я говорила тебе, они старше меня и уже несколько лет учатся здесь, вот они все это видели, разные празднества: дни Весеннего Солнца, первое цветение, новый урожай, смена сезонов года!
— Как замечательно! А кто они, твои земляки? — вежливо поинтересовалась Таллури.
— Два родных брата. Они двойняшки, но между собой не очень-то похожи, ни внешне, ни характером. Климий и Нэфетис Ур-Отбант. Так у нас принято, почти у всех в фамилии есть «Ур», так как…
— …Ур — ваш родной город, — с улыбкой закончила Таллури. — Я запомнила.
— Да, точно! И еще, — Рамичи выдержала паузу. — Один из них, я точно знаю, скорее всего — Климий, станет твоим ведущим!
— Куда ведущим? Зачем?
Рамичи будто ждала этого вопроса и с нескрываемым удовольствием бывалого человека поведала, что есть старый обычай заботиться о каждом новичке: один из старших студентов становится для него «ведущим». Или «ведущей».
— Ну, как будто он берет тебя за руку и ведет, чтобы ты не боялась, и учит простым вещам — студенческим обычаям, правилам поведения, помогает в учебе и так далее.
— А может, мне нужна «ведущая»? Почему же именно он?
Рамичи с удивлением воззрилась на Таллури:
— Ты не понимаешь. Это не мы сами решаем. И даже не старшие студенты. Это решает Совет наставников. И я не знаю как: может, они просто совещаются долго-долго, может, птиц священных выпускают, а может, медитируют о тебе, о твоей судьбе. Один Бог знает, как это решается.
— Значит, Климий Ур-Отбант?
— Я так слышала, — подтвердила Рамичи и зачем-то добавила, тронув Таллури за руку: — Я Отбантов давно знаю, Климий добрый, ты его не бойся!
— Я и не боюсь, с чего ты взяла? — улыбнулась Таллури. — А где же сам Университет?
— Да ты же не туда смотришь! В том направлении канал ведет в парк и дальше — к центральному входу, а в этом направлении, смотри — к Университету!
* * *
Огромная семиступенчатая пирамида, в подножие которой упирался канал, возвышалась и, казалось, парила над парком, выше крон деревьев, упираясь в самую синеву неба.
«Какя не заметила?» — изумилась Таллури.
Белоснежный, тщательно отшлифованный камень, из которого было сложено пирамидальное здание, будто светился изнутри, производя впечатление легкости, почти облачной воздушности. И вероятно, из-за этого, несмотря на исполинские свои размеры, Университет не подавлял, не надвигался горой, а будто незримо присутствовал в парке, готовый предстать взору только тогда, когда вы будете готовы с ним встретиться.
— Обойдем его со всех сторон? — предложила Рамичи. — Он очень красивый, ты увидишь!
Таллури лишь кивнула.
— Много народа, — заметила она, когда они приблизились.
Чем ближе к пирамиде, тем людей и в самом деле становилось больше: они сходились сюда с разных сторон. Кто-то направлялся внутрь, кто-то обходил вокруг, а некоторые поднимались по внешней лестнице, берущей начало у подножия и стремительно убегавшей вверх, к макушке, где на ровной площадке высилось небольшое, похожее на храмовое, сооружение.
— Там, наверху, храм? — задрав голову, предположила Таллури.
Рамичи, не глядя, ответила:
— Пока не знаю. Я только вокруг обходила и на первом этаже была. А выше нам нельзя: мы адепты только первой ступени.
— Всего, значит, семь? — подсчитала Таллури уступы, из которых состояло здание. — И каждая последующая ступень меньше предыдущей?
— Это так. Учиться непросто. Нужно много таланта и труда, чтобы добраться до пятой ступени. А еще этого, как его — самоотречения! — Рамичи покивала сама себе, выговаривая явно не свои слова, которые доставляли ей видимое удовольствие. — Чем выше, тем его больше требуется! А уж на последнюю, седьмую ступень, не знаю, кто и восходит. Думаю, единицы! Наверное, — Рамичи снизила голос почти до шепота, — это царство полубогов! Во всяком случае, тех, кто отмечен перстом Бога — особыми духовными дарами.
— То маленькое красивое сооружение, что похоже нахрам, на вершине, оно выше седьмого уровня, — заметила Таллури. — Там могут обитать лишь Великие Посвященные!
— Кто это? — Рамичи распахнула глаза, золотистые ресницы трепетали в ожидании чудесного сообщения.
— Это… ну, в Тууле так называли верховных жрецов. Кажется. Или особых жрецов высшего посвящения. В общем, я не уверена, как правильно ответить.
— Думаю, у нас тоже что-то похожее! — Рамичи словно неведомо было сомнение. — Да-да, именно Великие Посвященные!
Они шли уже вдоль второй стороны пирамиды. Таллури любовалась тонким орнаментом, украшавшим фасад: на камнях первых ярусов были изображены цветы, птицы, ящеры, выше — люди в их обыденной и праздничной жизни, еще выше — иероглифы, вязь значков, похожих на неведомый алфавит, цифры и формулы. Далее — непонятные символы, таинственные и не доступные не то что пониманию, а даже догадкам. Причем внизу все изображения были выпуклыми, в виде барельефа. Выше объемность терялась, сходя от ступени к ступени к тончайшей графике. А наверху — белоснежный, отшлифованный до зеркального блеска монолит высшей ступени, без единого рисунка или значка. Даже водосток в виде длинных чешуйчатых змеев с разверстыми пастями раструбов-сливов начинался ниже, на уровне шестой ступени. Словно тех, кто обретался на седьмой, не касались ни ветер, ни ливень.
