* * *
— Ты новенькая? — взгляд круглолицей рыжеволосой девушки был весел и очень доброжелателен. — Проходи и устраивайся! А если хочешь, сразу пойдем осматриваться. Я, правда, уже была и в учебном здании, и в парке, и… В общем, почти везде успела побывать. Но вдвоем интереснее, правда?
…Комната в уютном домике, на втором этаже, в самом углу, где сходились две внешние галереи, увитые диким виноградом и плющом, куда ее привел и оставил Энгиус, была тем обиталищем, где ей предстояло прожить по крайней мере несколько ближайших лет. Сам этот домик, и подсобные помещения вокруг домика, и еще несколько подобных же невысоких жилых строений в парке — всё это принадлежало Университету.
Пока они шли через парк по ровным и чистым песчаным дорожкам, Энгиус предавался воспоминаниям о проведенных им здесь студенческих годах. Он показал даже окна комнаты, где сам некогда проживал.
— Тогда, много лет назад, мы все жили здесь, — он обвел рукой парк, — единой студенческой семьей. Братством! В те годы ни у кого и мысли не было пренебречь жизнью в нашем сообществе ради комфорта и неги родительского дома. Из Студенческого Братства, вот эти и эти домики справа и слева, не уходил никто даже на день. Если только навестить родных при крайней необходимости. А сейчас… — он махнул рукой, — пустует чуть ли не четверть помещений. И, знаешь, многих студентов привозят на занятия в виманах. Да-да!
— У меня нет родных. Можно я буду навещать тебя? — несмело спросила Таллури, и так как Энгиус медлил с ответом, она мысленно проговорила, вспоминая слова Закона, проговорила горячо, почти требовательно: «Я не хочу с тобой расставаться: у меня больше никого нет!»
— Мы будем иногда встречаться, — уклончиво ответил наконец Энгиус и подчеркнул: — Если возникнет необходимость.
— А как я тебе сообщу?
— Не беспокойся, я узнаю.
Он остановился перед двухэтажным строением из розового туфа с просторными внешними галереями и небольшим аккуратным холлом при входе. В холле, после яркого уличного света, было немного сумрачно, прохладно и тихо. У дверей, на бамбуковом шесте, висели разноцветные колокольцы. Энгиус тронул их раз и другой — россыпь мелодичных звуков прокатилась по холлу, оставив нежное эхо. Таллури ужасно разволновалась и даже не запомнила того, кто появился в ответ на эти чистые звуки колокольцев и повел ее прочь от приемного отца. Она растерянно обернулась, но тот уже удалялся в сторону двери, наскоро и немногословно попрощавшись…
— …а еще можно выходить на галерею. Я поставила там скамейки с мягкими подстилками и валиками, там теперь можно читать или писать, а можно и просто размышлять. Эй, ты слушаешь?
— Да. Меня зовут Таллури.
— Какой у тебя необычный акцент! Откуда ты родом?
— Из Тууле, это Гиперборея. Таллури нид-Энгиус, — она специально повторила имя, добавив новую свою фамилию, как бы предлагая благоприобретенной подружке тоже представиться.
Тщетно.
— «Нид»? Ты под опекой? Ой, надо же, из Тууле! Это же где-то жутко далеко на севере!
— На севере, да. А мне, прости, разрешено узнать твое имя?
— Разрешено? — девушка заливисто, но совсем не обидно расхохоталась. — А, я поняла, ты хотела сказать: «Можно ли узнать, как тебя зовут?»
Смех был такой заразительный, что Таллури невольно улыбнулась. «Интересно, а теперь она представится?» — Всё же, какой у тебя красивый акцент, — добродушно продолжила рыжеволосая хохотушка.
«Как тебя зовут?» — Таллури не выдержала и, вопреки запрету, направила ей мысленный посыл. Довольно сильный! А вдруг сработает?
— Знаешь, я слышала, что в одну комнату здесь не просто так попадают. Я имею в виду — не случайно, а может быть, кармически. Так я слышала. Ах, я же не представилась тебе! — спохватилась вдруг она. — Меня зовут Рамичи. Рамичи Ур — Баанта.
Осталось неясно, «услышала» ли Рамичи телепатему, и Таллури решила повторить опыт:
«Откуда ты родом?»
Рамичи улыбнулась и показала ей на одну из постелей, у окна:
— Располагайся. Это теперь твое место.
«Откуда ты родом?»
— Ахочешь, займи мое! Вон то, третье, уже занято. Снами будет жить еще одна девушка.
«Откуда ты родом?!!»
— Прости, мне показалось, ты… что-то спросила? «Ур» в моей фамилии — потому что я из Ура. У нас так принято. Ур — прекрасный край, и здесь много моих земляков.
— Ур, — кивнула Таллури удовлетворенно, — я запомню. А кто та третья девушка?
— Эннея Геро, — со значительным видом ответила Рамичи. — Но она нечасто здесь появляется. Эннея из очень высокого рода, дочь сенатора. Она, скорее всего, будет жить в своем поместье. По крайней мере, большую часть времени. Ну, что же ты, располагайся! И пойдем все-таки прогуляемся.
— Знаешь, я должна немного освоиться. Ты позволишь мне побыть здесь одной?
— Позволю я — тебе? Это странно, как ты выражаешься. Ноя поняла. Ты, конечно, устала с дороги. Посиди, отдохни. Не унывай! — подбодрила Рамичи и прибавила проникно— венно: — Ты освоишься. Непременно освоишься! И мне бы очень этого хотелось: ты мне понравилась!
И она убежала, оставив на постели Таллури трогательный дар — какой-то незнакомый круглый фрукт с пестрой, бело-розовой шкуркой, бархатистой и теплой на ощупь.
* * *
Место у окна было прекрасным. От дождя или яркого света можно было закрыться ставнями. Легкая бамбуковая занавесь невесомо покачивалась с мелодичным стуком, впуская свежий ветерок и солнечные блики. Тканые дорожки с ярким орнаментом, брошенные от порога до самого окна, и такие же коврики у каждой постели оживляли помещение и создавали почти домашний уют.
Плетеные короба, большие и маленькие, поставленные друг на друга, служили хранилищем для вещей. Скамейки же, да еще доску-скрипторий с крепежами для пергамента и бумаги, Рамичи вытащила на галерею, устроив в тени винограда прекрасное место для занятий.
Таллури прошлась по комнате. В общем, ей все нравилось.
На постели Эннеи, небрежно брошенный, будто хозяйка вышла буквально на мгновение, лежал кушак. Таллури подержала его в руке — кушак из удивительно легкой и почти прозрачной ткани был изумительно красив. И надушен каким-то фруктовым ароматом. Таллури бережно вернула его на место.
На полочке-нише над кроватью Эннеи стояли скляночки и коробочки, лежала на боку чернильница без пера, пара свитков, связанных шелковой ленточкой и высохший цветок шиповника.
Изрядную часть ниши Рамичи, над ее постелью у двери, ведущей на внешнюю галерею, занимала литература — примерно пять рукописей в свитках, торчащих из большой круглой коробки, несколько обычных книг и пара кодексов с чудовищно толстыми корешками. Из личных вещей — черепаший гребень с оставленными в нем золотистыми пружинками волос да круглое бронзовое зеркало, давненько не полированное.
